Моряки Гора

Что интересно, никому и ничему не было позволено покинуть судно через лацпорты галер, которые, если бы их открыли, могли бы предоставить удобный сход на причал. Люки остались задраенными и почти незаметными на борту. У меня не было никаких сомнений, что они не просто запеты изнутри, но и охраняются солдатами из числа пани. Если их опустить, то в корпусе открывались огромные проходы, быстро и легко захватываемые. Кроме Терсита и Атия, отказавшихся сойти на берег, а также кое-кого их офицеров и горстки моряков, только пани было позволено находиться на борту. Нетрудно предположить, что их роль, сводилась к тому, чтобы предотвратить наше всеобщее возвращение на судно, если не теперь, то позже.

Честно говоря, я опасался за наш корабль.

И, подозреваю, что я был не единственным. На правом борту Терсит что-то высматривал, перегнувшись через высокий для его роста реллинг на палубе юта. Затем он отошел от борта и пропал их моего поля зрения.

Да, я боялся за корабль.

Разве он не выполнил свою задачу? Разве он не пересёк Тассу? Разве он не доказал безумие, эксцентричную уверенность, фанатизм и взгляды его уродливого капитана, полуслепого Терсита, притчу во языцех среди островов, повода для шуток в сотне портов, пославшего своё детище слепым в открытое море? Долгое время я думал это упущение, обеспокоивший многих отказ дать кораблю глаза, было своего рода вызовом брошенным Тассе, что это был своеобразный знак пренебрежения, бахвальство тем, что у такой могучей конструкции не было никаких причин для страха перед матерью Тассой, тем чревом из которого родилась земля, перед её капризами, её жестокостью, её штормами и ветрами. Но теперь меня словно ударило осознание того, и это устрашало ещё больше, что это с виду пугающее упущение, отказ в глазах, было не столько смелым отбрасыванием общепринятых морских традиций и практик, сколько признанием их правоты. Просто это лежало глубже, чем мы подразумевали. Кораблю отказали в глазах, чтобы он не смог понять, насколько устрашающие длинные морские дороги предстоит ему преодолеть, каким пугающим опасностям ему предстоит подвергнуться. Точно так же мы могли бы завязать глаза кайиле, прежде чем пустить её вскачь сквозь огонь горящего леса, в котором, если задержаться, погибнут оба, и она, и её всадник.

Я заметил приближавшегося ко мне Тиртая. Теперь он был в целом свободен, так как Лорды Окимото и Нисида убыли в другое место, насколько я понял, для доклада своему сёгуну Лорду Темму.

— Тал, благородный Каллий, — поприветствовал меня он.

— Тал, благородный Тиртай, — откликнулся я.

Его сопровождала дюжина мужчин, ни с кем из которых я знаком не был. Они были с разных палуб. Это заставило меня насторожиться. Подозрения, что Тиртай был из касты Ассасинов у меня так и не рассеялись.

Я посмотрел вверх, в сторону замка. Подъём туда предстоял долгий и едва ли приятный. Стены, ограждавшие узкую тропу, по идее, должны были защитить весь путь от замка до берега.

На мой взгляд, полезность этих стен была сомнительной. Они, конечно, помогли бы удержать проход, не дать перерезать связь между замком и морем, но лишь в случае набега небольших групп неприятеля. С другой стороны, такие стены могли послужить и для того, чтобы не выпустить тех, кто находился внутри.

Я отметил, что самый интересный груз, яйца тарнов, выгруженные с корабля с величайшими предосторожностями, простолюдинам пани не доверили. Их воины переносили сами. Каждый из воинов вежливо кланялся яйцу, заворачивал его в шёлк, а затем начинал долгий подъём в замок. Позже я узнал, что яиц было значительно больше, но многие не дожили до конца путешествия и были выброшены за борт. Несколько, очевидно, были повреждены во время бунта. Некоторые украдены и съедены. Пойманных на таком преступлении пани убивали без разговоров.

Наконец, через фальшборт перевалили большую клетку с огромным слином внутри, рычащим и очевидно раздражённым. Когда клетка была опущена на причал, то потребовалось восемь пани, чтобы поднять её затащить в замок. Хотя мне время от времени случалось слышать вопли этого зверя, но видел я его только второй раз. Если помните, первый раз это было на палубе в компании Тэрла Кэбота. Слин метался, сердито крутился в клетке, и было заметно, что он подволакивает левую заднюю лапу. Любой слин — животное опасное. К чему тогда нужно было держать этого калеку? Менее проворный, потерявший способность нормально охотиться, возможно, постоянно испытывающий боль, разве он не мог стать ещё более опасным?