Читаем Моряки идут на лыжах полностью

И случай приходит. Начинается формирование лыжного отряда моряков-добровольцев. И — первая удача! Командиром отряда назначен Лосяков, прямой начальник Кузнецова. 

Кузнецов стоит перед начальником. 

— Товарищ капитан, не могу больше! 

— Чего это? — спрашивает капитан. 

— Здесь оставаться не могу. Надоело! Все товарищи там, и думы мои там, а я здесь… Разрешите зачислиться в отряд. 

— Со стула на лыжи? 

— Так я же на лыжах здорово хожу! — прихвастнул Николай Михайлович. — Я же больше всего люблю лыжи.

Лосяков возражал. В ОВС тоже люди нужны, а Кузнецов хорошо знает работу ОВС. 

Но техник-интендант не отставал: 

— Я же там больше пользы принесу!.. Ну, просто не могу больше сидеть за столом! Ну, просто я вас очень прошу, товарищ капитан! 

Капитан, наконец, уступил. Техник-интендант Николай Михайлович Кузнецов был зачислен в отряд лыжников начальником тыла. На него легла забота о вещевом, боевом и продовольственном снабжении всего отряда. 

Работа была большая, напряженная. Но вот все организационные преграды преодолены. Все трудности позади, и отряд выступил на лыжах в направлении фронта. Цель достигнута. Впереди стычки с врагом. Подвиги… 

Так думал Кузнецов! Но его ждала опять «мирная» работа. 

Рытье землянок, оборудование их, размещение и устройство людей — все это легло на Кузнецова. Николай Михайлович ревностно работал: это уже не делопроизводство. Но соблазн был велик. Опять началось прежнее томление. Тянуло вперед, в самый бой. Опять заговорил «личный интерес». 

Лыжникам была поручена увлекательная, опасная разведывательная работа. Кузнецов не мог упустить такого случая. Каждый день он являлся к командиру и заводил один и тот же разговор. 

— Назначьте, товарищ капитан, куда-нибудь. 

— А начальник тыла это что? Мало? 

— Не мало, ничего не говорю. Но все-таки — тыл. 

— Так тыл-то ведь на фронте!? 

— А мне бы, товарищ капитан, еще «фронтее»! Ну просто не могу, когда другие в разведку идут, сидеть в землянке! 

Не хотелось командиру лишаться превосходного организатора в тылу отряда. И капитан Лосяков со дня на день оттягивал решение вопроса. Но настойчивость Кузнецова и на этот раз победила.

* * *

Волнуясь и торжествуя, вступил Кузнецов на лед в памятную ночь двенадцатого февраля. Вместе с лыжным отрядом он выступил на Муурилу. 

Ни мрак ночи, ни тяжелые частые торосы не помешали опытному лыжнику командиру Жукову привести свою группу еще до рассвета, в точно указанный час, на точно указанный квадрат позиции обороны. Группа расположилась здесь для охраны тыла и флангов лыжного отряда моряков, наступающего на Муурилу. 

И вот Кузнецов стоял на ледяной равнине моря, на самом фронте. В течение первого перехода Кузнецов видел врага лишь в поднебесьи. Но теперь он был уверен, что встретится с ним лицом к лицу и возьмет его за горло. Как только группа останавливалась, Кузнецов начинал оглядываться по сторонам — не видать ли противника? Но вокруг — только свои, верные товарищи-балтийцы, славные кронштадтцы. 

Утром тринадцатого февраля походная рация предложила лыжному охранению вернуться на командный пункт в Лаутеранту. Там утомленные бойцы немного отдохнули, поели горячего и, соединившись с первой ротой лыжного отряда под командой старшины Армизонова, вновь двинулись к Мууриле. 

Заняв позиции, командиры взводов начали подтягиваться к Муурильскому берегу, откуда встревоженный враг уже вел беспрестанный огонь. 

Обстрелянный еще накануне, Кузнецов считал себя уже закаленным фронтовиком. Поэтому его нисколько не удивило, что командир Лосяков выбрал именно его для ответственного поручения: наблюдать за действиями нашей артиллерии, расположенной на мысе Тамитко, за разрывами ее снарядов и помогать начальнику штаба Чепрасову через походную рацию корректировать артиллерийскую стрельбу. 

Неприятельский пулеметно-оружейный огонь разрастался. Для того чтобы тщательно следить как ложатся и рвутся наши «гостинцы» с Тамико и докладывать об этом Чепрасову, Кузнецову приходилось ежеминутно высовывать голову из-за торосистого укрытия. 

С берега охотилась за ним «снайперская» смерть. Но он не думал об этом и не замечал этого. 

Зато он заметил нечто более тревожное: неприятельские снаряды ложились ближе к командному пункту лыжного отряда. Здесь находились в то время командиры Лосяков, Чепраков, Панфилов, комиссар Богданов. 

«Надо уходить. И немедленно», — подумал наблюдатель. Внимательно осмотрев местность, подобрался он к командиру и изложил свои соображения. 

— Да, надо отходить, — согласился капитан Лосяков. Но куда? 

Кузнецов указал на огромный торос, похожий на крепостную стену. Укрытие, несомненно, отличное. Но торос был расположен метрах в трехстах впереди. Как осуществить переход, если впереди открытая снежная равнина и враг бьет по ней непрерывным пулеметным и снайперским огнем. 

— Больше некуда! Другого выхода нет! — настойчиво доказывал Кузнецов. 

На том и порешили. Вылезли из-за торосов и поползли. Впереди капитан Лосяков, за ним начальник штаба и другие. Замыкал шествие Кузнецов. 

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное