Моряки. Очерки из жизни морского офицера 1897-1905 гг.

Про Корпус в городе пошли нехорошие слухи. Начали все чаще поступать жалобы от сухопутных офицеров, что морские кадеты распущены, недисциплинированны, плохо отдают честь, а когда им делают замечания, грубят. Многое, как всегда, преувеличивалось и перевиралось.

Эти слухи дошли и до Государя Императора, и он призвал генерал-адмирала и повелел расследовать, в чем дело, и привести Корпус в порядок. Генерал-адмирал сам поехал к нам и приказал собрать всех кадет и гардемарин и передал, что Государь Император нами очень недоволен и ждет, что мы исправимся. Причем пока ему не будет доложено о нашем исправлении, он не приедет в Корпус, как это делал ежегодно. Затем Великий Князь отдельно собрал начальствующих лиц и говорил с ними в том же духе. Этим посещением мы были страшно потрясены и, в сущности, плохо понимали, что же особенно худого мы сделали.

Правда, мы много шалили, некоторые плохо учились, действительно, на улицах держались иначе, чем кадеты сухопутных корпусов, но ведь это всегда так происходило, и на то мы и были моряками. Нам наше поведение казалось совершенно естественным, и в головах не укладывалось, что надо вести себя как-то иначе. Вот это «непонимание» и являлось главным недостатком, который требовал исправления. Однако в этом были виноваты не столько мы, сколько начальство, которое нам потакало и привыкло к нашему виду и отношению к другим.

Нам казалось, что этот год просто несчастливо сложился. На самом деле Корпус требовал коренных реформ воспитательной системы, и для этого, в первую голову, необходимо было произвести перемены в составе воспитателей и преподавателей.

Важно было, чтобы корпусные офицеры не теряли связи с флотом и только временно прикомандировывались к Корпусу, тогда явилась бы возможность привлекать к службе в нем и лучших строевых офицеров. Приходилось признавать, что начальство допустило ошибку, образовав из них изолированную касту и дав им сухопутные чины и несколько измененную форму. Даже в плаваниях Корпус не имел прямого общения с флотом, и воспитанники плавали на особом отряде специальных кораблей, которым обычно командовал директор.

В силу всех этих причин Корпус все больше и больше отходил от флота, и нарастал антагонизм между строевыми офицерами и корпусными. Этому способствовало и то, что туда часто шли офицеры не по призванию к педагогической деятельности, а оттого что им не хотелось плавать и жить вне Петербурга. О существовании этого антагонизма воспитанникам было известно, так как многие происходили из морских семей и их близкие были строевыми офицерами; и у нас поэтому зарождалось неуважение к нашим воспитателям.

К сожалению, приходится признать, что тот период был периодом упадка Корпуса, но это вовремя осознали, и за два года до Японской войны высшее начальство обратило серьезное внимание на него, и новое командование Корпус подтянуло, а после Японской войны он снова достиг рассвета.

Многие воспитатели, хорошо памятные для кадет того времени и носившие такие меткие прозвища, постепенно покинули Корпус, и последующие поколения не знали «Кляпа», «Судака», «Шишку», «Мамая», «Вошь», «Обалдуя», «Лабаза», «Федю» и других. С ними отошло доброе старое время, слишком безмятежное и даже вредное для будущих офицеров флота, но все же своеобразное и милое сердцу.

Глава пятая

Эта зима (1899–1900 гг. – Примеч. ред.) так больше ничем и не ознаменовалась, и Государь Император к нам не приехал, как мы его ни ждали. Весь период, пока он ездил по трем корпусам, у нас на всякий случай шли приготовления: расстилались красные ковры, все тщательно прибиралось и воспитанников одевали в голланки первого срока. Мы, полные надежд, ожидали, что Государь каждую минуту может приехать, сидели на уроках, как на иголках, но проходили часы, когда он мог приехать, и нам приказывали переодеваться убирались ковры. Оказывалось, что Государь опять вернулся во дворец, не заехав в корпус. Так повторялось много раз. Очевидно, он продолжал быть нами недоволен и мы еще не заслужили его прощения, и это было тяжело сознавать.

В следующую роту в этом году мы переводились без экзамена, по среднему баллу. В половине апреля нам объявили, кто прошел беспрепятственно, и отпустили в отпуск. Этим летом предстояло совершить первое плавание или, вернее, пройти первые уроки несения морской службы на кораблях и с жизнью на них. Ввиду этого все «плавание» ограничивалось пребыванием на корабле, который стоял на якоре, на закрытом рейде.

С этой целью для кадет 3-й роты были приспособлены – парусный клипер[25], или, как его теперь называли, учебное судно «Моряк» и блокшив «Невка», какой-то бывший пароход со снятыми котлами и машинами. Половина роты жила на «Моряке», а другая на «Невке», и в середине лета происходила смена.