Моряки Зелёного Моря

- Он всего лишь пожелал нам доброго дня и… «найти нам то что ищем». - Кобра улыбнулся, невольно показал медные клыки. Символ заходящего солнца, память старой гордости. – Пой… «Не пой, пойдём, в порядке всё, слова мои спокойствия полны, в порядке всё».

- Простите, - Сова широко открыла глаз и помахала торговцу рукой в когтистой перчатке. - Вам того же, что и вы пожелали.

Дварф удивлённо хохотнул, кахашир расслабил кулаки. Спокойно льющаяся вода. Конфликт разряжен.

“Ты должна была вырвать ему глаза; как он на тебя ими смотрел! Это был взгляд запуганной жертвы! Забрать, пустить кровь, моё!”

“Нет, не должна. Он добрый дварф, таких редко встретишь в Десейре. Дорианна завещала хранить редких существ. Существа - всего мира, не твои, не мои”.

“Разумных полно - здесь котёл с чертями, здесь мы все храним в себе тьму. Ослепить можно каждого. За тот глаз, на который ослепили тебя”.

Она сняла наушники, чтобы дать мыслям слегка успокоиться, но окружающий мир оказался ещё страшней; он вопил человеческими голосами, гремел каменным потолком подземного рынка.

Она чувствовала, как нитями протекали бродячие души; их пути оборвались в тёмных подворотнях меж домов. Иногда, когда не было глаз, что могли бы увидеть, прямо на площади. Разили руки тех же, что и защищали. Средь золотых врат, полных славы, тоже текла невинная кровь.

Люди казались оглушенными, но не звуком, а своими чувствами. Чувства кричали о них, и не всегда было понятно, действительно это было или нет.

Кобра несколько успокаивал её, пусть сам этого и не понимал, потому она держалась близ него. А он просто шёл, оглядываясь по сторонам и посматривая на Сову, как если бы она могла потеряться. О нет, она не потеряется, она сама его где угодно найдёт. Вернулась Малина, с удовольствием хрустя пойманной мышью. Сова слегка почесала ей лапки, обрадовавшись за улов подруги.

«Где страха улов, где страх кормится, где пожинает? Где хрустит жуками? Там где жуками хрустят все, там где тесаком отделяют нить меж жизнью и телом».

Они прибыли в жукомясную лавку, где за прилавком стоял багровый хоркбьёрк - смесь орочей и инфернальных кровей - крепкий, мускулистый и клыкастый разумный. Они поздоровались, Кобра попросил показать ещё живых жуков.

Неожиданная просьба, неожиданные гости, в его едином слове много голосов. Голос любопытный, голос жадный, голос хитрый, голос готовый взять побольше денег за ещё не распотрошённый товар.

С хоркбьёрка жиром лоснилось обжорство, каждым своим движением он будто показывал, как тесаком разрубал сочных жуков на части. И жуки тряслись от этого, ибо знали, что происходит с их сородичами, ибо видели это.

- Фам обяфательно нуфно вифеть еду, префде фем есфь? Эфо фтоит по-друфому.

Сове показалось, что именно это и сказал хоркбьёрк, пусть точные его слова всё ещё были замылены и сокрыты от неё, даже без наушников. В его душе клубилась чёрная нить, звенящая хриплым басом – нить жестокая.

Сова почувствовала на плечах Кобры стяжающие цепи отвращения. Они сковывали ему руки, заковывали глаза. Приносили страх… Или, постой-ка, может никакого страха? Может он её защищал? Ей и правда в этом месте было неуютно, она чувствовала плохую кровь, стылую кровь, жестокую кровь.

Они пришли в правильное место, но Сове не всегда нравилось делать правильные вещи. Правильным порой бывает убийство родной крови, что была к тебе добра. Кто может назвать это приятным? Точно не она. О нет-нет-нет!

Кобра – торговая душа, даёт за сотню, три и два гроша. Но хоркбьёрк тоже не пальцем шит, не лыком вышит, не рыбьим, ни жучиным, а иглой, иглой не из злата, но из меди.

Они сказали слова договора. Мясник решил провести их в разделочную, и Сова не могла держать свой глаз ещё шире, ибо сердце забилось птицей. Она вцепилась Кобре в руку, собираясь держаться так близко, как это возможно, словно он был единственным костром средь всепоглощающей белой пустоши хлада.

Тусклые лампы еле-еле освещали помещение с клетями. Напротив находились стальные столы, они казались ледяными. В неясных предметах Сове чудились чьи-то руки, пальцы, крылья… Но лишь смаргивая наваждение, она видела, что это не так.

Тем не менее, чей-то ужас кричал здесь и передавался ей. Здесь очень стойко несло кровью, слизью и разрубленными надеждами. Надеждами на спасенье, отсечёнными одним ударом. Ударом, оборвавшимся хрустом.

- Ты в порядке? - спросил Кобра, посмотрев на неё. Она решительно кивнула, не сводя с него взгляда.

“Вгрызться ему в лицо, зубами сорвать ему скулу, щеку и оголить глаз. Вместе с его плотью даруется и спокойствие его, и уверенность его, и прыть его, и сила его. И за сим, сила наша возрастет”.

«Нет-нет, судьба, предназначение – он сам несёт свой свет, ты помогаешь. Свет заберёшь, судьбу потеряешь, потеряшь судьбу - потеряешь мир, подведёшь себя, свою кровь, богов и Дорианну, что царствует в вечных лесах…»

Она сжала зубы. Вжалась крепче. Кобра зашипел от боли, и она быстро перехватила его по-другому, дабы не впиваться когтями. Даже сквозь транс она научилась теперь это делать - это было маленьким достижением.