Сова стояла на пороге; её когти были слегка вымочены в крови. Она скалилась от боли, как раненый наёмник-железник, прошедший через расстрел. На её плечи было накинуто полотно, из носу двумя ручьями текла кровь. Смуглое лицо слегка побледнело.
Из-под повязки на глазу текла кровь; кончики завитых волос слегка вымокли в ней, она с присвистом дышала через зубы. Голди всегда была невозмутимой, однако от одного вида Совы даже старую наёмницу пробрал неестественный холод.
- Что случилось? - спросил Кобра, осматривая Сову.
- Ага, детка, ты выглядишь не то что бы огненно, - хмыкнула Голди, поведя слегка плечами.
После чего бесцеремонно отодвинула Сову в сторону и лёгким шагом вошла внутрь каюты, высматривая возможного нападающего. Киберглаз сразу выхватил сигнатуру забившейся в темень под потолком совы Малины, но кроме неё никого тут не оказалось. Лишь пара капелек крови, кажется той же Совы, и куча странных рисунков на бумажках, разбросанных по всей комнате.
- Судьба, - прошептала та хрипло. - Без боли жить, без боли ходить. Сон обязан мне обещанием, - сказала она, слегка поведя головой.
- Сова. Что произошло? - спросил Кобра спокойным голосом, слегка взяв её за плечо, и она отдёрнулась назад.
- Спасение! - сказала она с придыханием. - Решение проблем средь крови и ужасов. Говорили о нас говорливые языки, теперь они лишь тут, в голове моей, скребутся от страха и боли, - прошипела она. - Отрезала сова их, один за другим. Какой не отрезала, заткнула. Какой не заткнула, запугала, обещала вернуться, заткнуть каждого, да…
- О чём ты?
- Доверься мне, Марк. Верь мне, ибо я хранитель твоя и всех кто тут. И пути наши не будут увидены никем, и прочитать не смогут их, а кто последует, пересекутся с нами и жертвами падут.
- Голди. Сову нужно в медпункт, помоги мне, - Кобра аккуратно подхватил Сову.
- Отдых ждёт меня у вершины холма. Не там, нет-нет, – тараторила радиошаманка.
Сова отмахнулась как пьяная, но Кобра уже уводил её прочь.
“Эх, если бы все так относились к своему экипажу… Все бы работали в парах. Или в семьях”, - с улыбкой подумала Голди. - “Настоящий преемник Отто Ина, не иначе”.
***
- Что с ней?
Они сидели в кабине. Кобра и Голди вернулись. Ворчун управлял машиной и грузным молчанием своим уже давил на всю кабину.
“Он - уставший яростный огнежук, вернувшийся после плохого дня к себе в нору. Ему нужно надышаться; как только воздуха станет достаточно, он начнёт плеваться пламенем, пускай все остальные устали поболее его”.
Молчун устроился на опущенном стуле пулемётного гнезда. Ему нравилось это место. Если произойдёт нападение, ему стоит только откинуться на спинку, дёрнуть рычаг, и он уже поднимется, готовый направить пулемёты в сторону неприятеля.
- Спит. Она долго не отдыхала, - кивнул Кобра, и с глупой болезненной улыбкой показал на своё лицо. На нём прибавилась пара неглубоких царапин из-под бинтовой повязки. - Слегка запаниковала, когда я глаз ей бинтовал… А мне казалось, без перчаток она не так опасна.
- Ага, пришлось самостоятельно её успокаивать, - хохотнула Голди, опёршись о спинку кресла Ворчуна. - Старыми дедовскими методами… Она у вас всегда такая?
- Нет, - ответил Молчун. - Она не та, кем кажется.
- Да? - посмотрел Ворчун в зеркало заднего вида. - Прими баранку, Голди.
Они поменялись местами. Ворчун встал, придерживаясь за спинки кресел, и глубоко вдохнул.
“Огнежук втянул воздух; сейчас польётся пламя”.
- Ворчун, не начинай, - выдохнул Кобра, посмотрев на него устало.
- Я говорил тебе, ЧТО оно, Марк. Я предупреждал тебя! И так заканчивается твоё дурацкое доверие, которого ты откуда-то понабрался. Ты счастливчик, что вместе с кожей она не выдрала тебе глаза сразу, как только ты открыл грёбаную дверь!
“Все должны сейчас затаиться и дать огнежуку выдуть пламя, иначе оно не закончится. Когда ему больше нечего будет сказать, он успокоится. Сегодня у него был самый худший день в жизни, и следующая неделя будет такой же, если он не оправится”.
- Она не сделала бы этого, - возразил Кобра. Молчун тяжело вздохнул. Реакция Голди не была видна ему. - Сова сделала свою радиошаманщину, чтобы о нашем местоположении не узнали. Жемчужина тоже могла дотягиваться до других радиошаманов, когда те вели трансляцию.
- Но у неё не шла кровь, и она не несла бреда! Она не кидалась на тебя! И сравнивать не смей ту милую девочку, какой была Жемчужина, с этим чудовищем, которого вы успокаивали чуть ли не втроём. Я знаю, кто она. И я говорил тебе это с самого начала.
- Слушай, ты, чавку свою завали, копполате недоваренный, - вмешалась Голди. - С самого первого дня как я тебя, мудака жирного, знаю, ты постоянно точишь на бедную девочку зуб. Ей еле-еле двадцать, тебе, мудиле бородатому, через десяток полтинник стукнет. И тебе дай только поворчать “Сова то, Сова это, Сова сё”, а она вообще нихрена про тебя плохого никогда не говорила. Она и про остальных слова плохого не сказала.