Мормилай. Восстание проклятых

Ворота Брана были опущены. На въезд тянулись целые караваны с провизией и беженцами, на выезд то и дело скакали посыльные. Я взял уже подготовленную лошадь, и закутавшись в серый плащ, позаимствованный у незнакомого мне гонца, который отдыхал с дороги, отправился прочь. Мне претила даже сама мысль о прощании с Маркусом и Алейо. Я не хотел снова объясняться, оправдываться, а ещё боялся, что не сдержусь. Ледяное спокойствие мертвеца словно исчезло, и вместо мёртвого во мне билось живое горячее сердце. Я волновался, переживал и страстно хотел лишь одного – удачи в безумном и совершенно сумасшедшем деле. Но кроме шальной страсти, что разгоралась в душе, в океане мерцающих загадок и тайн просыпалась злоба.

«Я не могу вам сказать. Меня сковывает клятва ордену!».

Слова Алейо эхом блуждали в моём сознании.

«С вами обошлись бесчестно и ужасно…».

«Они всё обо мне знают, — думал я, подгоняя кобылу, мчась не разбирая дороги. – Даже Алейо знает, что-то такое, что не в силах сказать… Но это гложет его, точит словно червь. Какая-то ужасная и мерзкая тайна».

У меня не было времени обстоятельно всё обдумать. Известие о войне застало всех нас врасплох. И всё-таки одна деталь то и дело всплывала в голове. Она терзала меня многие месяцы.

«Был извозчик!».

Теперь это казалось настолько давнишними делами, будто случившимися в другой жизни. Но образы оставались живыми, я всё помнил очень точно, воссоздавая их в памяти по малейшему зову.

«Когда меня везли к некроманту, под предлогом инициации в орден Пера и Луны, а на самом деле заманили в логово вампира, был извозчик! Он исчез, когда я вернулся после победы над некромантом. Растворился, словно и не было. Но он был!».

Я рычал от злости на собственную близорукость. Единственный человек, который мог что-то знать, ускользнул, будто его не существовало. Я отбросил мысли о нём, даже не задумываясь, как много он значит.

«Был извозчик! Он не привёл помощь, услышав выстрелы, хотя мог. Куда он отправился? К кому? О чём сообщить? — беззвучно кричал я себе. – Всё, что говорил Маркус – полуправда. Исковерканная, подчищенная правда, обеляющая их орден правда, в которой всё складно, кроме одного… Был извозчик! Алейо не зря сорвался. Он говорил о чести рыцаря, которая велит ему быть откровенным со мной. Так… не он ли был этим самым извозчиком, который сперва отвёз меня к некроманту, а затем передал кому надо сообщение о том, что особняк Веленских без охраны. Нет… Не может быть… Или может? Но зачем?!».

Я не мог ответить на большинство собственных вопросов. Я знал, что виновна в смерти Агаты лишь одна фигура — Ольга Хшанская. Правда, она сама в этом призналась лишь в письме, которое могло быть подмётным.

Кобыла скакала, подгоняемая седоком, раннее утро сменил день, а за ним пришёл вечер. Я едва не загнал несчастное животное, наконец повстречав почтовую станцию, где сменил скакуна. Хозяин артачился, не желая отдавать мне лошадь.

— Война! Лошади только для срочных депеш! — сказал он.

Я молча достал пистолет, позаимствованный в оружейной Влада, приставил дуло к его лицу и переспросил. К своему счастью, станционный смотритель тотчас решил отказаться от предыдущих слов. Я снова пустился в путь, гадая, донесёт, ли он на меня.

«Наверное, донесёт, — решил я, поразмыслив. – Нужно действовать осмотрительнее. У меня и так сложная задача. Но чёрта с два, как же мне всё это надоело!».

Ветер насвистывал в ушах, а лицо секли редкие капли ледяного дождя. Я мчался в ночи, вороша в голове мысли, от которых хотелось кричать.

«Когда я стал таким? – размышлял какой-то другой Яровицын, совершенно новый, циничный и лживый до мозга костей. – Я едва не братался с Владом, но врал ему в лицо. Я не имею ни одной проверенной улики, чтобы обвинять Маркуса, но почти его ненавижу. Я убеждал их, что хочу остановить вторжение проклятых в мир живых… И я же собираюсь его поддержать и приблизить. Передо мной нет ничего, кроме тьмы. Впереди только смерть, которую несут такие, как мы. Зачем выпускать это в мир? Ради Агаты? А что, если это вовсе не она? Заткнись, трус! Как ты можешь сомневаться в ней?! Хотя, кто сказал, что это сомнения в ней, а не в себе? Она же Мытея. Очищающая, прощающая, ведущая к свету. Убийца, что прокладывает ей путь – вот, кто худшая тварь и раб. Чей? Её? Дулкруда? Марионетка неизвестных сил? Ох, как же сложно. Как страшно и одиноко, вот так… Без единого союзника на всём свете. И всё-таки я сделаю это. Просто потому, что не могу иначе. Я обязан сделать всё, чтобы возвращение Агаты стало возможным. Не знаю, как это свершится. Кем станет она здесь… Но я заставлю себя смотреть от начала и до конца, каким бы он не был».

Глава 24

Позволив вине заставить себя сомневаться, становишься виновным вдвойне.