Мормилай. Восстание проклятых

Мною была допущена вопиющая халатность, что признаю и в чём каюсь, милостивый пане. Я поместил этого доброго человека под арест. Разочаровавшись в нашей справедливости, он попытался бежать, но при побеге был убит. Дабы сокрыть следы преступления, я лично уничтожил письмо и хранил сию постыдную тайну до этого дня. Однако недавние новости меня обеспокоили. Мне стало известно, что на границах сопредельного государства проявлена враждебная активность. Только теперь я понял, какую ошибку совершил. Полагаю, найденную мною тайную записку не фальшивкой, а настоящим зашифрованным посланием, адресованным вам. За сим, прошу вас, светлейший княже мой Сигизмунд, простить верного, но оступившегося слугу. Дабы искупить вину, я сам выношу себе приговор, и да будет он подтверждением правдивости моих слов. Подпись.

Когда Ковальский поставил подпись, он замер в ожидании приказа.

— Достань пистолет, приставь дулом к виску и выстрели, — отчеканил я.

Я почувствовал, как в его душе взметнулся протест и ярость, страх и отчаяние. Но трясущиеся руки всё делали быстро и в точности, как приказано. Громыхнул выстрел, и видение оборвалось. Вокруг меня клубилась тьма, которую едва прорезал бьющий из окна свет. Пальцы вибрировали от потоков силы, бьющей не изнутри, а словно бы снаружи. В ушах снова зазвучали неизвестные мне голоса. Я терпеливо ждал, пока волнения всколыхнувшихся сил уймутся. Настало время снова ждать. С наступлением ночи, когда инстинкты тёмной сути вновь пробудились, я покинул дом Ковальского. На пороге ждал изумлённый кот. Он хотел было проскочить внутрь дома, но не успел. Загородив проход, мне пришлось его разочаровать.

— Ищи нового хозяина, — бросил я на ходу.

Кот мяукнул мне в след, будто что-то ответил. Как вдруг совсем рядом раздался знакомый голос:

— Я ненавижу тебя, ублюдок… Что б ты сдох!

Резко обернувшись, я увидел Ковальского. Вернее, не его самого, а тусклое облако, ни то пара, ни то дыма, в котором проглядывались черты убитого.

— Некроманты говорят тем, кому продают мормилаев, что вас можно отпустить, после распада тела. Закровить палец хозяина, окропить амулет, и назвав слугу по имени, сказать заветные слова, — проговорил я, глядя в глаза полные ненависти. – Только это, похоже, неправда. Людям говорят о так, чтобы они не боялись мести от неистового духа. Теперь я знаю, потому, что сам некромант. Твоя душа проклята и нет тебе места ни там, ни здесь.

— Я ненавижу тебя, ублюдок… — повторил Исаак. – Ты будешь страдать…

— Я уже страдаю и очень давно. Добро пожаловать в наши ряды.

— Ублюдок…

Я развернулся и пошёл своей дорогой. Исаак ещё какое-то время шептал мне в след проклятия и обвинения, но потом так же внезапно, как появился, исчез. Достав амулет с клубящимся дымчатым кристаллом, я извлёк на дюйм рапиру из ножен и полоснул себя по пальцу. Кровь коснулась горячего камня.

— Покойся с миром, Исаак Ковальский, ты свободен, — проговорил я.

Ничего не произошло. Камень лишь вибрировал, окатывая меня незримыми волнами колючей ненависти.

«Я так и думал, — заключил я. – И место этой вещи в Амбраморкс… Как и тебе, мой новый извечный враг… Но, возможно, тебе повезёт. Молись теперь на неё. Ищи Мытею».

Вернувшись в съёмную комнату на постоялом дворе, я заплатил ещё за неделю вперёд и принялся ждать. Влада долго не было. Со временем, мне начало казаться, что он не появится никогда. Дни превратились в вечность. Однако к исходу недели, в ночных грёзах мне почудился слабый голос, шептавший моё имя.

— Влад? – мысленно обратился я.

— Да-а-а-а… — было ответом.

— Имя.

— Его зовут… Флавиан Копош… Он всё ещё жив… Последний из тех, кто остался официально… в Крампоре.

— Прощай, Влад.

— Прощай, Алексей, и удачи тебе.

Глава 25

Кто сказал, что нельзя любить мертвецов? Особенно тех, кто лучше всех прочих живых.