Морок

– Больше вы ничего мне не можете сказать?

– К великому сожалению, я не детектив, чтобы порадовать вас какой-то версией.

Иванов походил по тесному гостиничному номеру, поправил покрывало на кровати, взбил подушку, придвинулся к окну и, стоя спиной к Рябушкину, заговорил:

– Факт перепродажи золота мы уже установили, значит, расписка была. – Он ударил ребром ладони по подоконнику. – Была! И вы ее специально подсунули Агарину, чтобы сломать парню жизнь. Что он вам сделал?! Дорогу перебежал?!

Рябушкин не отвечал, подтыкивал очки и передергивал плечами.

– Хочу вам сказать, Рябушкин, не как должностное лицо, а как простой человек, если бы моя воля, я бы вас судил. За подлость! Но так как это не моя воля, то я вам советую, Рябушкин, со-ве-ту-ю, понимаете, уйти из редакции к чертовой матери!

Иванов еще раз приложился ребром ладони к подоконнику и замолчал, стоял по-прежнему спиной к Рябушкину, не поворачиваясь.

– Я могу быть свободен?

– Да.

«Дело пахнет керосином», – невесело подвел итог Рябушкин, вернувшись домой. Он понимал, что ухватить и наказать его не за что, не имеется доказательств. Но то, что Козырина вывернут наизнанку в этот раз, он своим опытным чутьем определил сразу. Ну а при раздаче шишек ему присутствовать совсем не обязательно, еще, не дай бог, какая из них срикошетит и ему в лоб. С сожалением, с великой неохотой, но Рябушкин все-таки написал заявление. Уломал Травникова, и тот уволил его без отработки.

Получив расчет, Рябушкин принес на работу портфель, долго рылся в ящиках стола, доставая бумаги. Одни складывал в портфель, другие, мелко изорвав, бросал в корзину. Забил ее полностью. Сел на свое место, посмотрел на ворох бумаг, потом на портфель, невесело свистнул:

– Да, не меньше как три романа «Война и мир». Не меньше. И все – фук!

Андрей сидел напротив и хмуро наблюдал за Рябушкиным, с нетерпением дожидаясь той минуты, когда он уйдет.

– Нет, мы еще повоюем, Андрюша, точно, повоюем! – после долгого перерыва обратился к нему Рябушкин. – До последнего дыхания, говоря высоким слогом, будем царапаться. Прощальное слово выслушай, если есть желание.

– Не надо. Сыт.

– Нет, послушай. Ту бумажонку я тебе специально подсунул, с умыслом. Я терпеть не могу таких, как ты! Розовых! Ненавижу всех! Букашки! Сунь вам завтра по жирному куску – сразу песенку смените.

– Ты собрался? Вот и иди отсюда…

– Подожди, я еще не все сказал…

– Иди отсюда!

– Ну, смотри… Тебе жить…

Рябушкин подхватил портфель и ушел. Андрей облегченно вздохнул, когда за ним закрылась дверь.

37

Одна ниточка тянула другую, другая – третью, и огромный запутанный клубок начинал разматываться. Вместе с помощницами, двумя симпатичными девушками, Иванов трудился день и ночь не покладая рук. Он учел печальный опыт Юрки Макарова и торопился, зная, что у Козырина могут найтись защитники, имеющие и положение, и веское слово. Их надо было опередить. Пять часов на сон, а все остальное время – работе. Девушек он тоже не жалел, и к концу недели они словно полиняли. Отчеты, накладные, толстые бухгалтерские книги, чеки, десятки людей, десятки разговоров – все сплеталось, сливалось в одну причудливую и непонятную мозаичную картину, в которой только опытным глазом можно было разглядеть взаимосвязанность и логический порядок.

В самый разгар такой работы (про себя Иванов называл ее лошадиной) пришлось идти в райком, к Воронихину. Ни Козырин, ни Воронихин полностью еще не представляли, что удалось раскопать Иванову, а узнай они – оба бы ужаснулись.

Воронихин попросил проинформировать о ходе следствия. «Во всех подробностях», – добавил многозначительно, нажимая голосом на последнее слово.

– В подробностях, Александр Григорьевич, пока не могу, – славировал Иванов, не хотевший поднимать шума раньше времени. – Многое требует проверки и перепроверки, боюсь ошибиться.

Но Воронихина, старого воробья, на такой мякине не проведешь. Нахмурился, повторил свою просьбу и снова, с нажимом в голосе, добавил: «Во всех подробностях!» Иванов махнул рукой на дипломатию и заговорил «открытым текстом»:

– Ваш Козырин – матерый преступник. Хищения огромны. И спасти его, как два года назад, уже никому не удастся. Получен ордер прокурора на арест. А подробности я доложу вам чуть позднее.

Иванов поднялся. Задерживать его Воронихин не стал. Сложив на столе руки и опустив голову, он сейчас тягуче думал об одном – утром звонил Козырин, просился на прием, и он назначил ему встречу на пять часов вечера: арестуют того до разговора или все-таки придется с ним толковать?

В пять часов Козырин не появился, не появился он и в шесть. Воронихин с облегчением вздохнул и самому себе признался, что он боялся встречи. Боялся и не хотел ее.

Арестовали Козырина прямо в кабинете. Он вздрогнул, как лошадь от удара витого кнута, когда вошел к нему Иванов в сопровождении двух милиционеров, но справился с собой, попросил показать ордер прокурора. Долго его читал, сведя брови над переносицей, вернул бумажку Иванову.