Морок

Иван удивлялся – когда отец спит? Вчера легли за полночь. Утром поднялся – его уже нет. Приехал на поле – он здесь. Поглаживал рыжие, прокуренные усы, похмыкивал, украдкой поглядывал на сына, оттягивал приятный момент. Но долго не выдержал.

– Сполнил, товарищ командир, как обещал. Принимай механизм.

С гордостью показал пальцем на сварочный аппарат. Новенький, с яркой, еще заводской краской. Рядом стояла тракторная тележка. Иван заскочил на колесо, заглянул. Там были аккуратно разложены запасные части, инструмент и даже лежали стопкой несколько пар брезентовых рукавиц.

– А, как теперь говорят, полный технический сервис.

Яков Тихонович ожидал от сына удивления и радости. А Иван невольно сравнивал этот сервис с тем, что видел в прошлом году в одном из пригородных хозяйств, куда их, студентов-заочников, возили специально. Там у каждого звеньевого была рация. Случится поломка – связываются с мастерской, и через несколько минут машина техпомощи со слесарями уже на полосе. Черт возьми, а он должен радоваться простой сварке!

От внимательного взгляда Якова Тихоновича не ускользнуло раздражение сына, и он взвился:

– Нет, вы на его гляньте! Он еще и морду воротит! Тебе, может, Сельхозтехнику целиком приволочь. Мы, понимаешь, с председателем бились, бились, а он еще и морду воротит!

Иван отмалчивался. Начинать утро с шума не хотелось, а особой радости, как ни старался, он изобразить не мог. Понимал, конечно, каких трудов стоил отцу и председателю «сервис», но радоваться вчерашнему дню не мог.

Обиженный Яков Тихонович долго бы еще отводил душу, но ему помешал Огурец. Он приехал сегодня на «Жигулях» – тещу с утра пораньше отвозил за грибами, – открыл дверцу, выскочил и начал хохотать. Укатывался до слез.

– Гляди, парень, родимчик хватит.

– Точно, дядь Яш, хватит. – Огурец едва отдышался. – С нашим населением не только родимчик, а чо-нить ишшо похрушше хватит. Дед Евсей подает тебе, дядь Яш, сигнал «SOS» – спасите мою душу. И наши тоже, а то без обеда останемся.

– Да скажи толком!

– Бабка на работу не пускает. Там у них сраженье, как на Курской дуге, танковое. Тебя звал на выручку.

Евсей Николаевич действительно попал в беду. Рано утром бабка обнаружила у него под травой в телеге предметы женского туалета, как выражался Евсей Николаевич, рассказывая Огурцу. Недолго думая сгребла их, тигрицей влетела в избу, и предметы сердито загуляли по лицу сонного еще Евсея Николаевича. Вставить хоть слово было невозможно – бабка не слушала. Заперла на замок и сказала, что пойдет искать на него управу в сельсовет.

Комбайнеры могли остаться без обеда.

– Давайте, мужики, жмите, а я на выручку.

– А дед-то какой лихой! – Федор расхохотался.

– Дед как дед. – Яков Тихонович направился к своей кошевке. – Пошутил кто-то. Шутка только дурацкая. Давайте, мужики, давайте, некогда стоять.

Подстегивая Пентюха, он уехал. Мужики расходились по комбайнам.

Новый день занимался над неубранным рабочим полем. Стояла тишина. В такую минуту, если подойти к березовому колку, замереть и придержать собственное дыхание, то можно различить легкий стук, с каким первые листья, задевая за ветки, опускаются к земле. Все в конце концов опускается к земле: и березовый лист, и железо, и люди. Рождаясь, рвутся вверх и даже улетают, но где бы ни парили, в какие бы заоблачные выси ни поднимались, последний путь один-разъединственный – к земле. Она тебя выкормит, она тебя поднимет, она же тебя и примет в положенный срок.

А все-таки жаль было разбивать тишину и хрупкий осенний воздух. Но надо. Ударила тугая, грохочущая волна и подмяла под себя округу.

Федор уже прочно уселся за штурвалом, когда вспомнил, что хотел поговорить с Валькой, сказать ему, чтобы Нифонтиха зря языком не трепала, а он бы ей не жаловался. «С нами шибко не цацкались, – хотел сказать Федор. – Посадят на механизм, и дуй. А для учебы курсы есть. Сам соображай. И поменьше баб слушай».

Но мотор комбайна уже работал, и спускаться с мостика не хотелось. Федор решил отложить разговор до удобного случая.

А Валька думал о Федоре. Боялся, что случится поломка и снова придется звать на помощь, а Федор снова будет ругаться. От одного его взгляда, в котором так и читалось: взяли тут тебя на мою шею… Вальке становилось не по себе и хотелось исчезнуть. Вот если бы Федору понадобилась помощь, а еще лучше, если бы что-нибудь случилось. Вот загорелся бы у Федора комбайн, а Валька бы вытащил его из огня… Представив, как бы это было внушительно, Валька сам себя остановил: «Ты что, сдурел, пожара захотел. Ну, додумался».

Нет, не надо ждать особого случая и надеяться на не го. Надо просто работать, гонять и гонять комбайн от одного края поля к другому, и убирать хлеб, и крепче становиться на ноги.

3

На дверях красовался большой замок. Яков Тихонович спустился с крыльца и постучал в окно. В окне показалось растерянное лицо Евсея Николаевича. Он горестно кивал головой и разводил руками. Ничего, дескать, не поделаешь, заперли.

– Старуха-то где?

– Ушла, Яша, закрыла, как арестанта, и ушла.

– Кто обед-то повезет? Мужики без обеда останутся.