Морок

– Чем заниматься? Лошадок техничить да с моря погоды ждать.

Федор все-таки не выдержал:

– Иван, чего вы так хвосты вчера распустили? Никак, наказать меня решили?

– Наказывать тебя вроде не за что.

– Вот и я говорю – как по-писаному.

– Ну а кроме писаного есть еще и неписаное. Знаешь, Федор, наверное, тебе лучше из звена уйти. Спокойно, без шума. Я тебя не тороплю. Ты подумай на досуге.

Федор опешил. Так это что же выходит? Выходит, его выгоняют? Его, Федора Прокошина? Выгоняют? Он сразу забыл о том, что раньше сам хотел уйти из звена. Ну уж нет, ребята! Такого не было и не будет. Ишь, штучки-дрючки надумали выкидывать!

Решив так, Федор успокоился и, когда стал осматривать свой комбайн, когда занялся привычным делом, обо всем забыл. Он всегда обо всем забывал, когда влезал в работу.

А Белая речка продолжала мокнуть под редким и сирым дождичком, не прекращающимся ни на минуту; округу затянуло белесой мутью, и в этой мути утонули дальние поля, березовые колки, небо опустилось и легло почти на самые верхушки деревьев.

3

После обеда приехал председатель колхоза Вениамин Александрович. Было ему чуть за тридцать. В стареньких джинсах, модной, коротковатой куртке, по-мальчишески подвижный и непоседливый, он вначале вызывал улыбку. Люди никак не могли привыкнуть ни к его странноватой для должности одежде, ни к тому, что он не кричал и что ни разу не слышали, чтобы ругался матом. Ко всем обращался только на «вы» и по имени-отчеству. Помнится, Яков Тихонович предсказывал, что нового председателя горластые колхозники съедят в один присест, даже жевать не станут. Но не тут-то было. Не то что съесть, даже слегка пожевать не смогли – характер у Вени оказался крепкий. Вежливым, тихим голосом он мог разговаривать так, что даже самых отчаянных, запойных мужиков, которых сам черт не брал, кидало в пот.

Памятный ночной разговор, который происходил прошлой осенью, помог Ивану проникнуться к председателю доверием. Была, чувствовалась в Вене внутренняя, не показная сила, на которую можно надеяться и опереться при случае. Но сейчас, после всего, что произошло за эти дни, после стычек с отцом, Иван не хотел встречаться, а тем более разговаривать с председателем. В этом нежелании смешивалось все: и собственная неудача – даже семенной хлеб не смогли убрать полностью до дождя, и понимание, что со звеном дело не ладится и что сам Веня, так же, как и отец, не может еще изменить сложившихся обстоятельств, которые давят на него, на Ивана, и мешают работать так, как хочется.

Об этом он думал, когда увидел подъехавшую красную «Ниву» и вышедшего из нее Веню. Неторопливо вытер ветошью руки и пошел навстречу.

– Здравствуйте. Ну как, Иван Яковлевич? – Председатель смотрел на него внимательно, цепко, словно приценивался. Иван приготовился услышать слова, которые ему говорил отец. Легко, мол, вещать с трибуны и так далее… Но Веня молчал.

– Сами, наверное, знаете, чего рассказывать.

– Про хлеб я знаю. Я спрашиваю про настроение.

– Какое уж там настроение… – Иван махнул рукой.

– Та-ак, значит, настроения нет. Ладно, подождите минутку, поздороваюсь с механизаторами – и поедем.

– Куда?

– Поля смотреть, Иван Яковлевич. Уборка еще не кончилась, а жизнь тем более. Подождите.

Веня ушел под навес. Было слышно, как он негромко поздоровался с мужиками, что-то им сказал, они засмеялись. Иван стоял под редким нудным дождиком, ждал и едва сдерживал желание со злостью плюнуть себе под ноги, выматериться, послать всех куда надо и спокойно вернуться к своему комбайну. И ничего больше, кроме своего комбайна и самого себя, не знать. Пусть хоть земля рушится! Но сам же и понимал, что сделать это, как бы ему ни хотелось, он уже не сможет. Слишком много сил и нервов успел он вложить в звено. Пока неосознанно, неясно, но уже догадывался: со всеми с ними, с четверыми, несмотря на первую неудачу, что-то произошло. Они поняли свою силу, ощутили, пока с краю, ее вкус. Дальше эта сила будет крепнуть и множиться. Иначе быть не может. Иначе – зачем все? Надо только подождать, чуть передохнуть и перетерпеть.

Не заходя под навес, Иван продолжал стоять под дождиком и смотрел на деревню. Отсюда, с небольшого бугра, она виднелась как на ладони. Взглядом отыскал крышу своего дома, покрытую железом и выкрашенную в яркий, зеленый цвет. Даже сейчас, в дождливой мороси, она была нарядной и светлой. Иван, когда выдавалась свободная минута, старательно обихаживал свой дом: сделал крыльцо, украсил ставни деревянными кружевами, поменял штакетник, выкрасил его. Но едва только начиналась распутица, штакетник забрызгивали грязью проходящие машины.