Морок

Снова ехал мимо березового колка, снова успел глянуть на него и на мешки, валяющиеся в кабине, и удивительно просто ответил на мучивший его вопрос: откуда же появилась неуверенность? Да ее не могло не быть. Кто поверит, что Иван Завьялов своровал зерно? Никто. Даже он сам, Виктор Бояринцев, не поверил бы, а если бы ему кто всерьез сказал об этом, он бы про себя расхохотался. Да, все так, очень просто. Не поверят. Еще никогда и ни к кому не испытывал Виктор такой жгучей зависти, как сейчас к Ивану. Вот ведь может поставить себя человек – даже подозрение не падает на него. Наверное, это счастливое чувство. Виктор за свою жизнь его ни разу не испытал.

Он с силой переключил скорость, до отказа выжал педаль, словно хотел выместить на машине свою тоску и неосуществленную злость. Мотор взвыл. На крутом повороте грузовик обогнул старенькую избушку, где раньше была конторка, и вот уже впереди ток, весовая. Надо скинуть скорость. Виктор потянулся к ручке, и в этот самый момент кто-то отделился от стены избушки, сделал несколько быстрых шагов, качнулся и упал на дорогу.

– А-а… – выдохнул Виктор. Рванул одной рукой руль. Машина послушно отвильнула в сторону от лежащего человека. Колеса на немыслимо крутом развороте содрали землю и, не израсходовав бешеную, накопленную силу, рванулись еще вбок. А на обочине стоял крепкий телеграфный столб с железобетонным пасынком.

Трешки, которую ему дал Виктор, Грише хватило только на одну бутылку – вино в этот раз продавали дорогое. Бутылку Гриша выпил. Поспал в садике за магазином, проснулся и с тоской подумал о завтрашнем дне – опять мучиться? Ему хотелось сделать запас. И он потихоньку побрел на ток искать Виктора. Надо попросить еще одну трешку, купить запас, припрятать его подальше, потом еще немного поспать в тихом уголке и к вечеру ехать в колок. Грише стало радостно, когда он это придумал. Добрался до избушки перед током, и тут ему захотелось по малой нужде. Оглянулся: никого не было – и пристроился за угол. Тут зашумела машина, он выглянул, увидел, что машина Виктора, заторопился к дороге, но в самый последний момент нога зацепилась за ногу, его мотнуло, Гриша упал. Совсем рядом увидел черное огромное колесо, оно жестко обдало его песком, песок больно резанул по глазам, и Гриша сжался…

Удара и звука Виктор не почувствовал и не расслышал. Он только увидел, как радиатор и капот полезли вверх. Медленно, мягко, словно были из пластилина. Сухим мелким дождем брызнули стекла. Страшная сила плотно уперлась в спину и легко двинула его вперед, грудью на руль. Когда боль полыхнула по телу, он услышал царапающий по железу звук разбитых стекол.

Гриша разглядел переломленный железобетонный пасынок, изуродованную машину и испугался. Бежать! И он побежал, тяжело и неловко переставляя дрожащие ноги.

5

Еще издали Яков Тихонович заметил людскую толпу возле машины, круто наклонившийся столб, который держался на проводах, услышал бестолковые, испуганные голоса. Раскрутил над головой вожжи, погнал Пентюха рысью. Сердце торопилось, подсказывало – беда.

Яков Тихонович ругал себя самыми черными словами, какие знал. Да что же он, как красна девица, разобиделся? Как он мог уехать сегодня и бросить все без наказа и без догляда? Ведь никто его с бригадирства не снимал, и деревня как была, так и осталась на его плечах, а он оставался в ней хозяином и отвечал за все, что бы ни случилось. Он, он отвечал, Яков Тихонович Завьялов! Так какого же черта тебя не было на работе?! С чего, спрашивается, расквасил ты сопли?! Ты, хозяин?! Хреновый хозяин!

«Хреновый хозяин!» – еще раз подумал Яков Тихонович, на ходу соскакивая с кошевки.

– Что тут, что случилось? – спрашивал он, расталкивая людей и пробираясь вперед к машине. Ответов не слушал – самому стало видно.

Дверцу кабины согнуло в гармошку и заклинило. Двое мужиков пытались открыть ее топором. Толстая жесть не поддавалась.

– Через окно давай! – сразу сообразил и скомандовал Яков Тихонович. – Через окно!

Один мужик забрался на покореженный капот и просунулся в кабину. Кое-как Виктора удалось вытащить. Он не шевелился. Голова безвольно откидывалась, а лицо, там, где оно не было измазано кровью, белело, словно мел. Сняли кто пиджак, кто фуфайку, побросали на землю. Опустили на них Виктора.

– Врача! – крикнул Яков Тихонович. – Врача вызвали?

– Сразу позвонили, вон едут.

– Счастливый парень, «скорая»-то в деревне сегодня оказалась.

По дороге действительно летела «скорая».

Но люди уже смотрели не на нее, а в другую сторону. Ближайшей тропинкой, которая вела от деревни, бежала мать Виктора. Задыхалась, прижав обе руки к груди, но все равно бежала. Люди расступились перед «скорой» и перед матерью. Виктора подняли. Он слабо пошевелил рукой и застонал.

Мать не плакала, не кричала. Поддерживая шевельнувшуюся руку сына, шла к машине, и в наступившей тишине слышалось только ее прерывистое и хриплое дыхание. В машине Виктора уложили на носилки. Мать хотела тоже подняться туда, к нему, но молодая медичка остановила:

– Не надо вам, пожалуйста. Только мешать будете.