Морок над Инсмутом

Я неуверенно покосился на Энн. Кажется, в ее книге действительно было что-то про сны, но я не придал этому тогда большого значения. Сны не имели отношения к проблеме, по крайней мере, с точки зрения биохимика. По всей видимости, Гидеон смотрел на вещи иначе; именно в снах был для него корень зла, именно из-за них он и согласился со мной встретиться.

— Все видят сны, Гидеон, — сказала Энн. — Сны ничего не значат.

Резко обернувшись, он уставился на нее своими наводящими жуть глазами.

— И вы тоже видите сны, мисс Энн? — спросил он с заботливой нежностью.

Энн не ответила, и я воспользовался моментом.

— Расскажите мне про сны, Гидеон, — попросил я. — Я не понимаю, с какого они тут боку.

Он снова перевел взгляд на меня, явно удивленный тем, что я не все знаю. В конце концов, я же врач или кто? Я же генный маг, которому известно, из чего сделаны люди.

— Всем носителям снятся сны, — начал он поучительным тоном, старательно произнося слова. — И умираем мы не от того, что у нас не такие глаза или кости, а от снов, в которых нам приказывают идти на риф и бросаться в бездну. Не все справляются с этим, как я, док, — вид у меня похуже, чем у многих, причем с детства, но мы, Сардженты, никогда не отличались суеверностью, не то что Марши, хоть родичи Оубеда и владели всеми его богатствами, пока те не достались Неду Элиоту. Мой дедушка первым завел здесь автобус, чтобы сохранить связь с Аркхэмом после того, как заглохла узкоколейка на Роули. С ума сходят те, кто меняется, док, — а меняются те, кто начинает верить.

— Во что верить, Гидеон? — спокойно спросил я.

— В то, что эти сны — правда… верить в Дагона, Ктулху и Итхи тхиа лъи… в то, что они могут дышать жабрами и донырнуть до самого дна бездны, где их ждет Й’хантхлеи… верить в Жителей Глубин. Вот что случается с носителями, док. Естественный отбор — так, кажется, вы это называете?

Я облизал губы.

— Всем носителям снятся такие сны? — повторил я вопросительно. Если это правда, соображал я, то загадка Инсмута становится еще интереснее. Физическая деформация — это одно, но связанные с ней психотропные эффекты — это уже совсем другое. Меня так и подмывало рассказать Гидеону о том, что другая нерешенная проблема, связанная с работой генов, как раз и состоит в их влиянии на поведение индивида через химию мозга, но это завело бы нас в такие глубины, которые были бы старому рыбаку явно не по силам. Разумеется, у снов могло быть более простое и вероятное объяснение, но, столкнувшись со спокойной настойчивостью Гидеона, я поневоле задумался, нет ли тут чего-нибудь поглубже.

— Сны и внешность всегда идут вместе, — настаивал между тем он. — Мне они снятся всю жизнь. Настоящие ужасы, иногда вообще ни на что не похожие. Словами не опишешь, но верьте слову, док, вы бы не захотели такое увидеть. Про лицо я уже не думаю, сделать бы что-нибудь со снами… я вам всех соберу. Всех до единого.

Я понимал, что это означает увеличение числа тестов, но оно могло того стоить. Если окажется, что сны имеют значение на уровне биохимии, значит, я нашел действительно что-то стоящее. Нобелевскую премию, может, и не получу, но репутацию определенно заработаю. Перспектива открытия целого нового класса галлюциногенов оказалась настолько завораживающей, что я с трудом заставил себя спуститься с небес на землю. «Сначала убей медведя, а потом уже шкуру дели», — напомнил я себе.

— Я ничего не обещаю, Гидеон, — сказал я ему, изо всех сил стараясь произвести впечатление, будто я скромничаю. — Не так-то просто отыскать дефектную ДНК, не говоря уже о том, чтобы расшифровать ее и понять, что именно она делает. И еще должен сказать, что я слабо верю в существование простого ответа, который позволит приступить к непосредственному лечению. Но я сделаю все возможное, чтобы найти объяснение снам, а когда оно будет найдено, мы посмотрим, можно ли что-нибудь предпринять, чтобы их больше не было. Если вы уговорите остальных дать мне образцы крови и тканей, то я приложу все силы.

— Эт можно, — пообещал он мне. Потом встал, видимо, сказав все, что собирался, и услышав то, на что надеялся. Я протянул руку, но он не ответил тем же. Вместо этого он вдруг сказал: — Проводите меня до берега, ладно, док?

Я удивился почти так же сильно, как Энн, но согласился. Выходя, я сказал ей, что вернусь через полчаса.

Сначала мы шли вниз по улице молча. Я уже начал сомневаться в том, что ему на самом деле есть что мне сказать, как я предположил сначала, и это не постой каприз с его стороны. Но когда впереди показалась набережная, он спросил:

— Вы давно знаете мисс Энн, док?

— Шестнадцать лет, — сказал я, но решил не вдаваться в объяснения того факта, что из последних тринадцати лет двенадцать с половиной мы с ней не общались.

— Женитесь на ней, — сказал он так спокойно, как будто это был самый обычный совет, какой один совершенно чужой человек может дать другому. — Увезите ее в Манчестер, а еще лучше — в Англию. Инсмут — плохое место для носителей, даже с нормальным лицом. И не оставляйте это место детям…