Морок над Инсмутом

Пока мы стояли и смотрели, кто-то прошел в одном из верхних окон. Из-за угла, под которым падал на него или на нее свет, упавшая на штору тень показалась мне уродливой, и я, сам не знаю почему, вздрогнул. Тихонько, про себя, я пожалел, что мы не находимся где-нибудь подальше от этого места. Например, в Лондоне.

Стоя на ступеньках, я шарил в поисках ключа, когда дверь вдруг распахнулась. Теплый желтый свет полился на нас из холла, и мы со Сьюзен, жмурясь, увидели, что перед нами стоит хозяйка. Моя первая полупьяная мысль была о том, что мы, наверное, сами того не зная, нарушили какой-нибудь местный комендантский час, и леди сейчас разбранит нас за позднее возвращение.

Ничего подобного. Манеры старой карги удивительно похорошели, встретив нас теплым дружеским щебетанием, она ввела нас в холл. Оттуда, не успели мы перевести дух, затащила в гостиную, хотя мы вовсе не собирались туда идти. Сьюзан вошла в комнату первой и оглянулась на меня. Я выпученными глазами показал, что ничего не понимаю. Сьюзан пожала плечами, и мы оба, похоже, пришли к решению, что лучше не сопротивляться и потерпеть. Старуха хлопотливо подогнала нас к двум стульям посреди комнаты и предложила чаю. Моим первым побуждением было отказаться — к тому времени я уже порядком раскис, — но, вспомнив, что в нашей комнате нет даже чайника, согласился. Женщина от восторга даже в ладоши захлопала, и я снова поймал на себе брошенный искоса взгляд Сьюзан. Но мне нечего было ей сказать. Во всем происходящем я не видел ровно никакого смысла, о чем и сообщил Сьюзаи, как только мы остались одни. Еще я заметил ей, что в облике хозяйки появилось что-то яркое и странное. Она выглядела иначе.

— Она накрасилась, — сказала Сьюзан. — А платье ты видел?

Платье, сшитое из какого-то темного зеленого материала, было совсем не в моем вкусе, да и макияж накладывался явно впопыхах, но было видно, что пожилая дама старалась. Причиной такой трансформации стали, судя по всему, новые гости, кто бы они ни были. Мы сидели и оглядывались по сторонам, чувствуя себя слегка не в своей тарелке. Вдруг на столе поблизости я кое-что заметил.

Рядом с большой стеклянной пепельницей лежал буклет Доутонского фестиваля. Переведя взгляд на подоконник, я увидел, что тот, который я просматривал раньше, все еще там. От нечего делать я взял буклет и показал его Сьюзан. Вторичное знакомство с буклетом не дало нам никакого представления о том, как же все-таки будет происходить праздник. Добравшись до центрального разворота, я толкнул Сьюзан локтем в бок, предвкушая, как покажу ей местную диковину — доутонский конкурс красоты. Но вдруг замер с устремленным на фотографию пальцем.

Внезапно я понял, что так поразило меня в наружности хозяина паба, какую деталь я тогда не смог себе объяснить. Форма его головы, соотношение ширины черепа с его глубиной, строение костей и расположение ушей напомнили мне тогда испорченную фотографию «мисс Доутон». Я не мог поверить, что это ее настоящее лицо, а не результат некачественного воспроизведения фотографии, когда объект сливается с фоном, и все же сходство между ними было.

— Наверное, это его дочь.

Я, вздрогнув, обернулся на голос Сьюзан.

— Это просто такая фотография, — сказал я. — Не может же она на самом деле так выглядеть. — Сьюзан решительно покачала головой.

— Это его дочь.

Дверь медленно отворилась, и я торопливо отшвырнул буклет, делая вид, будто не смотрел его только что. Не знаю, почему: тогда это показалось мне хорошей идеей. Но она не сработала.

— Вы ведь останетесь на наш фестиваль? — проквакала старая карга, ставя перед нами две чашки кирпично-красного чая. Ее замечание было адресовано к Сьюзан, которая ответила, что нет. Наш план, который мы обсудили еще в ресторане, состоял в том, чтобы встать наутро пораньше и убраться ко всем чертям в Лондон. Мне не хотелось расспрашивать ее о том, в чем, собственно, будет заключаться праздник, ведь тогда мне пришлось бы тщательно проговаривать каждое слово, чтобы не показать, как я напился. В тех редких случаях, когда Сьюзан раскрывала рот, я чувствовал, что речь дается ей с таким же трудом.

Пока мы сидели, прихлебывая чай и слушая щебетание хозяйки, я ощутил в себе странное сочетание легкости и неловкости. Если фестиваль и в самом деле стоит посмотреть, то почему она сама нам о нем не расскажет? И еще, показалось мне, или она в самом деле время от времени наклоняла голову к плечу, точно прислушиваясь к чему-то?

Через несколько минут ответ на второй вопрос был найден. Мы услышали, как открылась и после долгой паузы снова закрылась входная дверь. Ни на миг не прекращая сухой и неинформативной болтовни, старая перечница боком подошла к двери гостиной, но не вышла, а толчком закрыла ее. Мы со Сьюзан наблюдали за ней, недоумевая, что она затеяла. Возможно, мне так показалось от усталости, но ее болтовня на миг потеряла связность, как будто ее внимание было поглощено чем-то другим. Пару минут спустя она словно пришла в себя и снова открыла дверь. Затем, ни с того ни с сего, пожелала нам доброй ночи и вышла.