Морок над Инсмутом

Одна стена была каменная, отполированная веками, она производила тот самый эффект, которого принято добиваться в современных жилищах и который здесь был абсолютно естественным и ни в коем случае не намеренным. В целом очаровательная комната. Черные от времени балки едва заметно прогнулись в середине потолка, который они пересекали от стены к стене.

— Построено на совесть, — сказал Дэвид. — Три сотни лет этим балкам, по меньшей мере, а стенам, — он пожал плечами, — даже не знаю, сколько, пока. Это одна из пяти нижних комнат, все примерно одного размера. Я их уже расчистил, сжег почти всю старую мебель, но пару-тройку предметов сохранил — их стоит реставрировать. Они в основном в кабинете старого Карпентера. А эта комната прекрасна — будет прекрасной. Когда я с ней закончу Сейчас тут, конечно, мрачновато из-за окон. Боюсь, что старые рамы с частым переплетом придется убрать. Это место нужно открыть.

— Вот именно, — поддакнул я, чувствуя, что он то ли раздражен, то ли напряжен, почти встревожен.

— Ну, — спросил он, — как ты? Хочу показать тебе пластинку, с которой я скопировал тот рисунок.

— Изображение Дагона, — ляпнул я и тут же прикусил язык, но поздно.

Он поднял на меня глаза, посмотрел пристально и медленно улыбнулся.

— Значит, ты тоже наводил справки? Да, Дагон — или Нептун, как называли его римляне. Пошли посмотрим. — Выходя из дому, он громко крикнул: — Джун, мы в загон. Скоро вернемся.

— Загон? — Вместе мы дошли до выхода из подковы. — Ты же говорил, табличка на притолоке?

— Так и есть, над дверью, но дом, в который она ведет, без крыши, вот я и зову его загоном. Видишь? — и он показал рукой. Подкова завершалась небольшими строениями из грубого камня, абсолютно идентичными, за исключением одной детали, на которую указал Дэвид: у того, что слева, не было крыши.

— Может быть, она рухнула? — предположил я, когда мы приближались к строению.

Дэвид покачал головой.

— Нет, сказал он, — ее никогда не было. Посмотри на верхний край стены. Он ровный. Никаких углублений, где могли бы лежать несущие балки. Сравни его с другим зданием, напротив, и увидишь. Для чего оно строилось, не знаю, но старина Карпентер хранил тут всякий мусор: мешки с ржавыми гвоздями, сломанные инструменты, всякую всячину. Ах, да — и еще дрова для растопки, под брезентом.

Прислонившись к стене и просунув голову в дверной проем без двери, я заглянул внутрь. Теневая сторона стены была холодная на ощупь. Солнечные лучи, падая внутрь через западную стену, наполняли все внутреннее пространство пылинками, которые бесцельно плавали в застоявшемся воздухе, точно колонии микробов. Пахло ржавчиной, гнилью, мелкими мертвыми зверушками и… морем? Нет, показалось, просто мимолетная фантазия.

Я прикрыл глаза от лучей и пляшущих в нем пылинок. Из полопавшихся мешков вывалились на каменные плиты пола ржавые болты и гвозди; у стены грудой скелетов громоздился проржавевший фермерский инвентарь; за ним толстые деревянные брусья торчали из-под заплесневевшего брезента. Почти у самых моих ног черви пожирали трупик не то крысы, не то белки.

Я моргнул, полуослепленный, вздрогнул — не столько при виде трупика, сколько от чувства внезапно наступившего холода в душе, и втянул голову.

— Вот она, — сказал Дэвид, и его бесстрастный тон вернул меня к реальности. — Пластинка.

Над нашими головами, как раз посредине притолоки, была табличка с оригиналом того изображения, которое скопировал Дэвид. Я бросил на нее взгляд, невольно реагируя на приглашение Дэвида посмотреть, и отвернулся. Он разочарованно нахмурился.

— Тебе не интересно?

— Мне… тревожно, — выдавил я наконец. — Может, вернемся в дом? Джун, наверное, уже встала и ждет нас.

Он пожал плечами и зашагал назад, по той же залитой солнцем и заросшей сорняками дорожке в окружении корявых плодовых деревьев и пыльных, затянутых паутиной кустов, по которой мы пришли.

— Я думал, тебе будет интересно, — сказал он. И добавил: — В каком смысле тревожно?

Я покачал головой, не зная, что ответить.

— Может, все дело во мне, — промямлил я наконец. — Видно, сегодня не мой день. Сил не хватает.

— На что сил не хватает? — резко переспросил он и тут же пожал плечами, не дав мне ответить. — Впрочем, как хочешь. — Но после этого он отдалился от меня и замолчал. Вообще-то он не был обидчив, но я достаточно хорошо его знал и понял: я задел его больное место, о существовании которого даже не подозревал, и решил не затягивать свой визит.

До отъезда я еще успел повидаться с Джун, хотя радости мне это не добавило. Она похудела, побледнела, на лице залегли морщинки, никакого румянца, естественного для новобрачной или любой здоровой молодой женщины летом. Ее веки покраснели, природная синева глаз как будто разжижилась; кожа пересохла, точно утратила влагу; даже ее волосы, глянцево-черные и упругие в те разы, когда я видел ее раньше, теперь утратили блеск и безжизненно повисли.