Мороз по коже. 22 уютных святочных детектива от авторов мастер-курса Татьяны Гармаш-Роффе

Конечно, ее сестра была нервной идиоткой, по мнению Алисы. Но ее утренние сториз в Инете, где Элина красовалась в бутике в новом платье и которые были подписаны: «Через неделю отбываю в London! Платье огонь! Держись, Британия!» как-то не монтировались с самоубийством. Алиса сложила листок и убрала в карман мешковатого комбинезона.

В восемь утра Алиса услышала звук подъехавшей машины, увидела в окно мать и отца, но не пошла к ним навстречу, а отправилась в крыло, где жила прислуга, нашла там близнецов Глеба и Костю, сыновей старшей горничной, с которыми они росли вместе. Алиса давно подсматривала за сестрой и Глебом, которые уже несколько месяцев прятались, тискались и сосались по углам огромного дома. И не только: она любила подслушивать и лазила в телефоны и сестры, и родителей, и даже прислуги.

Зависть было правильным словом, характеризовавшим отношение к Глебу его брата Кости. Алиса заметила, что, в отличие от самодовольного Глеба, у Кости глаза были красными от бессонной ночи. Она поговорила с братьями, выяснила, что в момент падения Элины они лупились в экран, где показывали турнир НБА по баскетболу. Она подумала о выборе сестры: «Дура Линка, Костян хотя бы втрескался в нее, а ее Глебу, похоже, фиолетово». После переговоров с братьями, на листке с версиями появилось еще два креста на именах близнецов. Алиса окончательно помрачнела. До возможной семейной катастрофы в виде кружков «Отец» и «Мать» оставалась одна версия: психопатка-гадалка, которая зачем-то попыталась убить ее сестру.

В гостиной, где сидели отец, мать, шеф безопасности, незаметный человек с цепким взглядом, и важный полицейский чин, шел оживленный разговор. Полицейский тщательно подбирал слова:

— Они не всегда оставляют записки… подростки… вымахали, как взрослые, а разум дитячий.

— Намекаете, что она сама?

— На этом этапе трудно понять, но все же, были ли какие-то признаки подавленного настроения у Элины… э-э-э Ираклиевны?

— Черт их разберет, когда у них подавленное, а когда нормальное.

Анна Геннадьевна вскинулась и драматическим голосом произнесла:

— Ираклий, вдруг это из-за той истории?

— Глупости, уже месяц прошел, нет.

Шеф безопасности и полицейский чин держали паузу, и Анна Геннадьевна сообщила:

— Элина была влюблена, мы, конечно, поговорили с ней, по-хорошему, она все поняла, она готовилась к поступлению в хорошую британскую школу.

— Говорил же: надо было раньше отправлять, там у них до ночи спорт, учеба живо дурь выветривается, — Ираклий Георгиевич мучался чувством вины, ему было страшно думать об этом, но в висках стучало: «Вдруг Элина узнала, узнала о моей проклятой слабости».

— А вот вы еще говорили, что в доме была посторонняя женщина, — полицейский посмотрел в бумагу, — Василиса Браунфельс и ее водитель. Иностранка, что ли?

— Медиум, это жена придумала. Мы ее в первый раз видели. А водитель, кажется, сразу уехал.

Василиса приехала домой под утро, она с радостью отметила, что Питера нет дома и рухнула спать. Наутро она набрала номер мужа — звонок остался не отвеченным, потом номер водителя Сергея — тоже нет ответа. Подумав немного, она прозвонила Анну Геннадьевну, упомянула, что вчера у Элиночки было плохое предсказание и подробно расспросила о состоянии девушки. Оно было не безнадежным, через час планировалось начало операции. Василисе было страшно: но не за едва знакомую девушку, а за себя, втянутую в серьезные неприятности.

Анна Геннадьевна еле слышным голосом спросила Василису, не может ли она приехать к ним снова: с ней хочет переговорить полиция, а еще ей страшно, и хотелось бы воспользоваться талантом Василисы и погадать о состоянии Элины. Анна Геннадиевна обещала достойно компенсировать все затраченное время, Василиса согласилась, за ней прислали машину от Богатовых, а обратно ее должен был отвезти Сергей.

В имении все как будто померкло: вокруг дома и на елке погасили огни, после бессонной ночи прислуга двигалась, как во сне, даже хамоватая Алиса отбросила свои дерзкие манеры и мрачно слушала, как Василису допрашивает полицейский чин. Гадалка не смогла внести никакой ясности, кроме загадочного предсказания, она ничего не знала, вскоре ее забрала в свои комнаты вернувшаяся ненадолго за вещами Элины Анна Геннадьевна. Наскоро раскинув старенькие, девятнадцатого века карты, которым она особо доверяла, Василиса пообещала Анне Геннадьевне, что положение ее дочери небезнадежно. По нескольким гаданьям, надежда на улучшение состояния Элины оставалось, но риск был тоже велик. Задать прямой вопрос о самоубийстве мать не решилась.