Морская чайка

— А я крыльев не перебиваю, — с обидой в голосе возразил Пятница. — Это Робинзон из рогатки. А мне зачем? Не видал я чаек, что ли?

После этого я отдал бычки Пятнице, а сам поймал чайку.

У нее, должно быть, болело крыло, так как она все время вырывалась и хотела ударить Пятницу своим длинным клювом.

Рыбу она проглотила молниеносно и осталась довольна, однако отошла в сторону и недружелюбно взглянула на Пятницу.

— Ты в самом деле хочешь ее вылечить? — спросил он.

— Конечно! Вот увидишь, как она полетит над морем.

— Мало ли их летает… Хватит и тех…

Меня смущало пренебрежительное отношение Пятницы к этим чудесным птицам. — Но у меня не было никакого желания спорить. Я сказал миролюбиво:

— А я ее вылечу и повезу в Белоруссию. Тамошние ребята еще никогда не видели настоящей морской чайки.

Пятница пообещал:

— Когда будешь возвращаться домой, мы с Робинзоном сколько хочешь чаек тебе добудем.

Мы не стали задерживаться на чердаке. Пятница все напоминал, что ему уже пора идти к маме. Он спешил к обеду.

На высокую кручу вели деревянные ступени лестницы, по обе стороны которой росли высоченный бурьян и кусты колючего боярышника. В бурьяне шуршали длиннохвостые зеленые ящерицы. Порой они даже выбегали на ступени и, тяжело дыша, грелись на солнце.

От нечего делать мы с Пятницей начали считать ступени. Их было много. Частенько попадались и поломанные. Мы их предусмотрительно переступали, но считать не забывали. Когда мы насчитали их свыше ста, с кручи послышались голоса. Мы уже приблизились к пожелтевшему раньше времени каштану, который стоял над самым обрывом, и, перестав считать, устремились наверх.

Надо было спешить к Павликовой маме. Она ожидала сына в столовой.

— Ой, Павлик, дитягко мое, — запричитала она. — Ты, наверное, кушать хочешь. Почему ты так поздно? Уже ничего не осталось…

Павлик обиженно фыркнул. Мать, подумав, пообещала:

— Постой, я сейчас вернусь.

Она и в самом деле скоро вернулась и сунула сыну в руку что-то завернутое в газету.

— Покушай, сынок. Да смотри на ужин не опоздай…

— Ладно, — пообещал Пятница, схватив сверток.

Мы спрятались в кустах около дома и сели на траву. Пятница развернул газету и жадными глазами уставился на куски хлеба и холодную котлету.

— Угу, — мычал он, уплетая бутерброд. — Видишь, как их кормят. Котлеты едят и еще недовольны!..

Мы притаились, так как вблизи послышались чьи-то шаги и долетели слова:

— Стиляги, говорите? А по-моему, нужно их проще назвать. Паразиты! — говорил кто-то сердитым голосом. — Привыкли за чужой счет жить. И у таких другие подростки учатся. Так разве это не язва на теле народа? Посудите сами: молодой, здоровый, энергичный человек… Такому только работать да работать… А он уже в дома отдыха стремится… И здесь под какую-то идиотскую музыку пляшет…

Я догадался, что отдыхающие опять говорят про Ива.

— Родители… родители во всем виноваты… — послышался певучий женский голос.

— Да, и родители виноваты, — согласился первый голос. — Но с этим злом все общество должно бороться. Надо окружить паразитов всеобщим презрением и гневом.

Раздвинув густые кусты, я поглядел на тропу. Там стояли пожилые отдыхающие.

— Я знаю отца этого Ива, — продолжал солидного возраста мужчина. — И никакой он не Ив — в метрике Иваном значится. Окончил десять классов и бездельничает. Отец — кандидат наук, ему дали путевку, а этот наглец вместо больного отца поехал в дом отдыха. Надо же ему где-нибудь забавляться. А мы все сквозь пальцы смотрим…

Отдыхающие, разговаривая, удалились, шаги их затихли. Только первый голос еще раз донесся издалека:

— Как бурьян, надо таких выпалывать…

Павлик доел котлету, облизал губы и вдруг громко рассмеялся:

— Так вот кто он такой, этот Ив. А еще задается… Ишь какой! — Посмотрев на меня уже серьезно, Павлик горячо добавил: — А я никогда не стану паразитом. Никогда!

МАМИНЫ ЗАБОТЫ

Вы тоже любите слушать разговоры старших? Я очень люблю. Особенно когда рассказывают о войне, о разных приключениях. И я до полуночи готов слушать дедушку и бабушку, когда они вспоминают, как тяжело жилось людям когда-то, до революции. Но не всегда мне нравятся разговоры взрослых.

Вот хотя бы и сегодня. Только мы с Пятницей вернулись из дома отдыха, как меня тут же позвала мама. Я хотел незаметно взять свою удочку и улепетнуть к морю, а она остановила меня во дворе:

— Иди-ка сюда, Да-ня!

— Ну, что там еще? — спрашиваю. — Говорите, я и отсюда услышу.

— Без разговоров!

Мамин голос становится похожим на папин, и я уже знаю: лучше идти, когда зовут по-хорошему.

Неохотно подхожу к веранде. На пороге сидит тоненькая, как былинка, Сана. Надвинув очки на нос, она и не смотрит на меня — читает. За столом расположилась ее мама.

— Ну, что там? — спрашиваю хмурясь.

— Ты с тетей Надей здоровался?

— Здравствуйте!

— А с Оксанкой? Видишь, какая она? Все читает… читает…

С Оксанкой я не поздоровался. Еще чего не хватало — с девчонками здороваться!

Мама, как видно, рассердилась на меня, так как сразу же накинулась:

— И где ты только бегаешь, непоседа? Да ты погляди на самого себя. Один нос торчит да скулы выпирают.

И уже к тете Наде: