Морская чайка

Ну и вспотели же мы, пока взобрались на кручу! Сразу же поставили чемоданы в тени, под каштаном, а сами повалились на землю. Я отдыхал и смотрел на каштан. Еще где осень, а листья на нем уже пожелтели, свернулись. Это солнце их обожгло. И они пожелтели не совсем, а только на кончиках; некоторые листочки наполовину, а некоторые чуть-…

Наконец взобрался на гору и Асик. Вошел в тень, упал на землю и тут же захныкал:

— Вам хорошо, вы остаетесь!

Он жадно посмотрел на море. Море было очень красивое. Отсюда, с высокой кручи, оно казалось еще больше, не морем, а настоящим океаном. И было синее-синее, синее неба. Далекий горизонт едва проглядывал сквозь легкую ткань тумана. По воде шли маленькие-маленькие, как сетка на телевизионном экране, волны, а над ними седыми нитями поднимался пар. Даже солнце как бы окуталось нежной, прозрачной тканью, хотя нам от этого не становилось прохладнее; напротив, зной ощущался сильнее, словно ты попал в жарко натопленную баню.

А ведь Асик не без основания жаловался. Немало дней прожил он возле моря, но по-настоящему так и не видел его. Лежал в тени на раскладушке, а к морю ходил только под вечер, в сопровождении мамы. И мама строго следила только за тем, чтобы он не перегрелся или не перекупался.

Но вот и она сама. Тяжело пыхтя, она позже всех взобралась на кручу и, оглядев широко открытыми глазами свои чемоданы, вздохнула с облегчением.

— Поспешим, поспешим, мои мальчики, — нежно сказала она. — Асик, ты почему расселся? Будешь знать, если прозеваем автобус.

— «Автобус, автобус»! — сердится Асик. — Этот ранец до крови натер мне плечи. Ты камней сюда набросала, что ли?

Тащим чемоданы дальше. Здесь идти легче: и дорога ровная, и тени хватает.

В доме отдыха, как всегда, все идет своим чередом. В тени прохлаждаются дедушки и бабушки. Одни из них, вооружась очками, нацеливаются на газеты и книги, другие предпочитают дремать.

— Асик, да иди же ногами, ногами, противный мальчишка! — все время подстегивает Асика мама.

— Да что я тебе — бежать буду? — огрызается Асик. — Подумаешь, автобус удерет! Пускай удирает, я от этого только выиграю. Еще хоть немного у моря побуду.

К его несчастью, автобус еще стоял на месте. Кого-то ожидали. Пассажиры сидели в автобусе, обливаясь потом, и кого-то ругали за то, что заставляет ожидать.

В одну минуту автобус проглотил тяжелые чемоданы. Асикова мама суетилась, совсем позабыв о своих носильщиках. Асик уже сидел в автобусе и, высунув голову в открытое окно, по-прежнему хныкал:

— Вам хорошо, вы остаетесь!

Его круглое, покрасневшее лицо выражало страшное горе, рот был перекошен, на глазах выступили слезы. Наконец и Асикова мама исчезла в автобусе. И только тогда она вспомнила о нас.

— Вот вам на мороженое, — сказала она, выбрасывая в окно пять рублей.

Их на лету подхватил Павлик. Я хотел вернуть их Асиковой маме, но она сурово возразила:

— Не хочу ни перед кем в долгу оставаться!

Наконец пришел и тот, кого ожидали. Автобус рявкнул мотором, пахнул едким дымом, трижды просигналил и вышел за ворота. Еще раз мелькнуло в окне кислое лицо Асика, который, вместо того чтобы попрощаться, снова жалобно воскликнул: «Вам хорошо, вы остаетесь!» Через минуту автобус свернул за угол и исчез.

Немного постояв ка месте и поспорив о том, что делать с деньгами, мы зашагали к лавке, которую здесь почему-то называли «Голубым Дунаем», хотя она была не голубой, а зеленой, да еще и облупленной.

Еще раз поспорили, прицениваясь, что купить на пять рублей. Мороженого не было. И хорошо, что не было, потому что за пять рублей не купишь его на всех.

— Скупая мама у Асика, — ворчал Павлик. — Деду Беззубке, наверное, с полсотни отдала б за такой груз, а нам — пятерку…

Продавщица решила помочь нам выйти из затруднительного положения.

— Берите две кружки пива и не торгуйтесь, — предложила она. — А то не столько денег, сколько споров.

Мы взяли две бутылки лимонада. Устроились возле лавки за столиком, где пьют — правда, не лимонад — почтенные клиенты. Здесь был и Жорка-одессит. Обращаясь к продавщице, предлагавшей ему только пиво, Жорка говорил сердито:

— Барышня, вы шьо? Кто ж пьет пиво без ста грамм?

Мы решили немедленно уйти. Тем более, что лимонад невозможно было пить, так как он оказался даже не теплым, а горячим. Хотели вылить его под куст, но Павлик запротестовал:

— Я выпью, — сказал он. — Я люблю лимонад!

Но и он только немного выпил, остальное пришлось все-таки выплеснуть под кусты.

Уходя, Коська еще раз посмотрел на Жорку-одессита.

— Я думал, что Жора умный, — сказал он разочарованным голосом. — Он меня уму-разуму научил, а сам, видите, какой… Я хотел, чтоб он признавал меня, а выходит… — Коська вздохнул. — Выходит, что и я глупый. Ну ничего, ребята. Если так, я отпущу кошек. Согласен, Даня?

Перед заходом солнца, наловив бычков, мы всей компанией вернулись с моря.