Но Лейф всегда великодушен. Всю зиму в главном доме Братталида не смолкали разговоры о новых возможностях, открывшихся после того, как Лейф разведал путь в Винланд. Если поселенцы из Гренландии найдут в Винланде всё, что им требуется, и семья Эрика будет управлять целой страной, то Гренландия будет их навечно. Если в Винланде есть древесина и вино для Исландии, прибыль от этого вкупе с доходом от охоты на севере сделает семью Эрика самой богатой в мире. Им будет принадлежать всё, чем только может владеть смертный, но им важно не допускать раздоров в семье. Лейф как всегда великодушен, он одолжил свой корабль и дома в Винланде, заметь — одолжил, своему брату Торвальду. Итак, сегодня Торвальд вместе со своей командой отплывает из Эриксфьорда. Выход к морю открыт, и попутный ветер благоволит им.
Гудрид видит корабль, стоящий на якоре — чёрное пятнышко в тёмном море с белыми льдинами. Она вглядывается: туда и обратно снуют лодки, перевозя на судно припасы. Отсюда она не может различить кого-либо, но Торвальд, конечно же, уже на борту, а Торстейн с Лейфом должны быть в лодках, а Эрик руководит ими с берега. Женщины, как всегда, будут хлопотать в поселении, делая вид, что выполняют свою ежедневную работу, будто ничего особенного не происходит. Даже те женщины, что верят в Христа, такие как Тьёдхильд, знают, что в этот день лучше молиться молча. Когда корабль отправляется в путь, новые боги здесь совсем не к месту. Если Гудрид и молится за Торвальда, то про себя. Она сомневается в своих способностях: всё, что она может, — пожелать доброго плавания, а это не то же самое, что молитва или заговор. Торвальд — один из сыновей Эрика, она никогда не рассматривала его в качестве будущего мужа, но он станет её братом. Было время, когда Торвальд с Торстейном жадно смотрели на неё, а она ничего не отвечала ни одному, ни другому. Она желает ему добра.
Начинается отлив. Льдины отходят от берега. Течение несёт воды на юг, к устью фьорда. Солнце в зените. На корабле Лейфа медленно поднимают квадратный парус. Гудрид прищуривается, чтобы лучше видеть. Корабль выходит на чёрную воду, минуя глыбы плавучего льда, и его подхватывает течение. Ветер, дующий сверху, с ледников, наполняет парус. Судно поворачивает на юг и набирает ход.
Сегодня так жарко, Агнар, что я даже не могу сидеть в тени крытой галереи обители. Здесь хотя бы чуть прохладнее. Эта жара напоминает мне Винланд. Там тоже жаркое лето, и ужасно донимают насекомые. Помню, как однажды я бросилась в море, в морскую воду, спасаясь от зноя и насекомых, можешь ли ты в это поверить? Они похуже римских москитов. На солнце мне больно открывать глаза; когда я прохожу мимо стен, они ярко отсвечивают. Я немного гуляю по вечерам, но даже если я прохожу мимо какой-нибудь постройки, то чувствую, как от неё веет полуденным жаром. Под деревьями прохладнее, а почва такая белая и высохшая. Как тут вообще что-то растёт? Ты думаешь, я слишком много жалуюсь. Но, должна признаться, здешняя пища затмевает все неудобства. Персики и абрикосы, — ты пробовал их, Агнар? Да? Значит, жизнь в монастыре не такая суровая? Совсем нет? В самом деле? Расскажи мне, чем ты питаешься.
— И вино тоже? И какое же вино вам дают?
Да, в этом гостевом доме подают тосканские вина. Они лучшие? Говорят, виноградники здесь, в Риме не так хороши. Конечно же, первое вино, что я попробовала, было из Винланда, а тамошний виноград немного другой. Не думаю, что стала разбираться во вкусах вин. Этот навык здесь более востребован, чем у нас в Исландии. Будешь ли ты скучать по этой роскоши, если вернешься? Заскучаешь ли по жаркому солнцу? Полагаю, да. Я сижу здесь и представляю холодную воду, белые бурные реки и чистый северный воздух, моросящий дождик и пасмурное небо, а не эта бледная синева. Но когда я снова вернусь домой, то вспомню те дни, когда мне было очень жарко, и попытаюсь представить, на что это было похоже. Скажу тебе кое-что насчёт здешнего климата. Здесь перестают ныть мои кости. Полагаю, здесь лечат ревматизм. Пожилые люди сохнут словно изюм, но я почти не вижу здесь калек. Верно?
Да, и молодые люди здесь так красивы. Должно быть для тебя, Агнар, мучительно видеть на улицах прекрасных кареглазых девушек и знать, что не можешь лечь в постель ни с кем из них. Или ты всё же можешь?
Действительно, это не моё дело. Вчера вечером я наблюдала за одной девушкой, она шла домой с кувшином воды. Она демонстрировала больше открытого тела, чем могла себе позволить любая норвежская девушка. С кувшином на плече она выглядела такой молодой, загорелой, здоровой и гибкой, будто королева. Жаль, что моя молодость была так обделена солнцем. Не то чтобы мне жаль себя, но с тех пор как я приехала сюда, я ловила себя на мысли, что моё девичество было суровым.