Морская дорога (ЛП)

Я не могла спать на кровати, где умер мой Торстейн. В первую ночь я попыталась уснуть на той кровати, укрывшись одеялами с головой, но каждый раз, как я начинала дремать, медвежья шкура, что лежала сверху, откидывалась, и я лежала раскрытая в кромешной тьме. Когда Торстейн Чёрный проснулся утром, он увидел, что я лежу, съёжившись, на скамье у очага. Во вторую ночь я даже не пыталась ложиться в кровать, а села у очага, подбрасывая в огонь сушёные водоросли. У нас не хватало топлива, чтобы поддерживать настоящий огонь всю ночь, но мне хватало небольшого огонька, что успокаивал меня. Я проспала весь следующий день, пока снаружи бушевал буран. А когда проснулась, наш дом занесло снегом высотой в семь футов, и мы оказались отрезаны от остального мира.

В тот день мы с Торстейном закопали тела поглубже в снег, где они будут лежать, пока не придёт весна. Тем вечером я занялась стряпнёй. Мы не ели горячую пищу уже несколько дней, и мне казалось, это потому, что наши души, затаившиеся где-то глубоко внутри нас, слишком потрясены всем случившимся. Снова отведать горячей пищи, значит понемногу вернуться к жизни. Той ночью я закуталась в свой плащ и улеглась на жесткой лавке возле очага. Торстейн, лёжа в своей постели, спросил:

— Гудрид, ты не пойдёшь в свою кровать?

— Я не могу, — сказала я.

— Почему?

— Мой Торстейн ещё здесь.

— Может быть, он хочет что-то сказать тебе. Может тебе стоит выслушать, а потом он успокоится.

Я поёжилась.

— Нет.

— Что же, ты не сможешь сидеть так всю ночь, ночь за ночью. Лучше иди сюда и ложись.

Я села.

— Как, ведь призрак моего мужа наблюдает за мной?

— Я имел в виду совсем не это. Я тебя не трону. Просто, если ты не будешь спать, ты тоже умрёшь, и тогда мне придётся коротать зиму в компании мертвецов, и я сойду с ума. Нам обоим будет лучше, Гудрид, если ты подойдешь сюда и ляжешь спать.

Честно говоря, я была рада, что меня уговорили. Если бы не призраки, я бы согласилась без тени смущения, но в том доме мертвецы смотрели на нас отовсюду, и я боялась, что они осудят меня. В конце концов, я скользнула к нему под одеяло и снова обрадовалась теплу человеческого тела.

Почему ты хочешь это знать? Что это изменит? Мы делали всё, чтобы выжить, не более. Было темно, нас завалило снегом, нас окружали мертвецы, и мы выживали пять долгих месяцев. С тех пор Торстейн Чёрный стал моим другом. Мы знаем друг друга как никто более, он знает меня так, как не знал ни один из моих мужей. Он мой хороший друг, и мы вышли живыми из той могилы, невредимые телом и рассудком. Не передать словами, на что ему пришлось пойти, чтобы успокоить призрак своей жены, который поднял её мёртвое тела и боролся с Торстейном, и он никогда бы не предал меня, проживи мы хоть до ста лет. Ту зиму мы провели за пределами мира людей, твоего мира, ведь правила, которые действуют здесь, там не работают. Добро и зло, свет и тьма, здесь эти вещи кажутся незыблемыми, но там, в Западном поселении, зимой всё совершенно иначе. Когда метели метут несколько дней, то днём темно как ночью, а некоторые ночи залиты причудливым лунным светом, что отражается от снега. Мы кормили скотину в хлеву, ели сами, спали, немного разговаривали и играли в хнефатафл. Торстейн Чёрный вырезал фигуры из рога северного оленя и смастерил игральную доску из крышки от бочки. Мы коротали короткие дни над игрой, бросая кости и двигая фигуры, едва обмениваясь фразами. Поначалу он постоянно брал в плен моего короля, я никогда не была хорошим игроком, по постепенно я набралась опыта, и, в конце концов, мы стали играть почти на равных. Он рассказал мне, как они с Гримхильд каждую зиму проводили за игрой в хнефатафл. Чтобы не жечь лампу вечерами, мы сидели в темноте и рассказывали друг другу истории из нашего прошлого. Торстейн Чёрный — честный человек, он всегда говорил правду, нравилось это людям или нет. Год за годом, упорным трудом на земле он добывал себе пропитание, и терпеливо принимал от судьбы всё, что она предлагала — и хорошее и худое. Он никогда не жаловался, что родился невезучим, как делают некоторые мужчины. А ещё он настороженно относился к новой вере, и пусть он пока не крестился, но, в конце концов, оставит старую веру, в которой родился, и примет скудные христианские милости, когда умрёт.