Я оторвалась от двери и шагнула в просторную комнату, ярко освещенную двумя лампами на китовом жиру, подвешенными на блоках к потолку. Окна с одной стороны выходили на дом капитана, а с другой — на море. Из большой комнаты вели двери в две другие, видимо поменьше, в крыльях дома. Двери, однако, были закрыты. То же помещение, куда я попала, оказалось чем-то вроде музея "Бэском и компании". Справа от меня стояла фигура мальчика в матроске, вырезанная из дерева почти в натуральную величину. В руках юнга держал большой медный нактоуз[2]корабельного компаса; голубые глаза мальчика, казалось, следили за мной, когда я двигалась по комнате. Множество корабельных носовых фигур — некоторые из них потрескавшиеся и потрепанные непогодой семи морей, а некоторые как новенькие — блестящие и выкрашенные, словно не знавшие соленой воды, — стояли на пьедесталах по всей комнате и висели на цепях под потолочными балками. Вполне возможно, подумала я, что часть фигур и не бывала в море; я ведь знала, что некоторые капитаны прикрепляли к кораблю ценные носовые фигуры только в порту, а перед выходом в море прятали их на берегу в укромном месте. По стенам были развешаны картины и фотографии в рамках. Одна из картин сразу же приковала мое внимание. То была акварель, выполненная нежными красками, и изображала она клипер с надутыми парусами. Клипер мчался по тщательно выписанным зеленым волнам с белыми гребнями. Корабль был черный, с зеленой, как яшма, полосой на корпусе; на вершине топ-мачты развевался желтый флаг "Бэском и компании". На заднем плане виднелись зеленовато-голубые холмы, выдававшие китайский стиль рисунка. Я наклонилась поближе, чтобы прочитать карандашную надпись на рамке. Она гласила: "Морская яшма", гавань Вампоа". Дальше стояла подпись художника-китайца.
Я замерла, завороженная, вглядываясь в каждую деталь картины. Вот он, прекрасный и ужасный корабль, который в свое время побил все рекорды скорости и разбил сердце моего отца. Я знала, что в первом же рейсе «Яшмы» случилось нечто, что заставило отца бросить свое призвание, невзирая на фанатичную преданность морю. Мне тогда было не больше двух лет, поэтому о случившемся я ничего не знала. Позже, когда я подросла, стоило кому-нибудь произнести слова "Морская яшма", как в доме воцарялось напряженное молчание, а иногда, если я слишком приставала к тетке, прося рассказать о корабле, она вдруг принималась плакать.
Я так засмотрелась на китайский рисунок, что ничего не слышала, как вдруг рычание пса заставило меня в ужасе обернуться. Страшный черный пес стоял рядом с хозяином в проеме открытой двери и смотрел на меня. Пес был так огромен, что человек держал руку на холке, не нагибаясь.
Убедившись, что свирепая тварь полностью в подчинении у человека, я переключила внимание на хозяина. Сейчас он был без зюйдвестки, и я увидела, что он высок и крепко сложен. Лорел назвала своего отца Черным Шотландцем, и это прозвище показалось мне метким. Волосы у Брока Маклина были густые и темные, сильно вьющиеся. Густые черные брови дугами нависали над большими темными глазами, смотревшими на меня весьма холодно.
— Ну и что вы о ней думаете? — спросил он.
Не сразу сообразив, что он имел в виду "Морскую яшму" на картине у меня за спиной, я покраснела, смутилась и совершенно растерялась. Совсем не так я представляла себе нашу встречу. Это я должна была застать его врасплох, встретить храбро и с улыбкой. А тут у меня и голос задрожал при попытке ответить.
— Я… я думаю, что "Морская яшма" — самый красивый корабль, когда-либо ходивший по морям. — Мои слова были вызваны бесстыдным стремлением подольститься к этому человеку, поскольку это ведь его отец, Эндрю Маклин, спроектировал и построил корабль, о котором шла речь — об этом мне напомнила Лорел.
— Совершенно верно, — сухо согласился Брок Маклин. — Это был клипер необычайной красоты. И жестокости. В свое время «Яшма» убила немало людей. И моего отца в том числе.
Я с трудом проглотила отсутствующую слюну. Ясно, что моя попытка подольститься не удалась. Собака утробно зарычала, и я бросила на нее боязливый взгляд. Хозяин пса это заметил. — Вы правильно делаете, что боитесь, — усмехнулся он. — Люцифер — собака несговорчивая. Но он мой друг, и доверять ему можно больше, чем кое-кому из людей. — Брок Маклин показал на стеклянный ящик, и я заметила слабый блеск яшмового перстня на пальце. — А это модель "Морской яшмы", которую капитан Обадия вырезал из белого дуба в один из рейсов. Мне кажется, он верно ее изобразил. Во всяком случае довольно близко к действительности.
Я поскорее подошла к ящику и притворилась, будто внимательно рассматриваю изящную модель под стеклянным колпаком. Благодаря отцу у меня был достаточно наметанный глаз, чтобы оценить чистоту линий, грацию кормы, простор палуб. Человек привлекал мое внимание гораздо сильнее, чем корабль, только я боялась встретиться с ним взглядом.