22 мая «Бобр» вошел на внутренний рейд Порт-Артура и был гостеприимно встречен хозяевами, которые в отсутствие иностранных инструкторов допустили офицеров лодки к осмотру укреплений и стоявших в бассейне миноносцев. Спустя два дня П.И. Чайковский собрался уходить на рекогносцировку пунктов высадки, но с моря подошла эскадра адмирала Дин Жучана, с которым командир «Бобра» познакомился еще прошлой осенью. Адмирал любезно принял П.И. Чайковского и «просил в виду наших вполне дружественных отношений, чтобы русские суда посещали все китайские порта, так как и они, в свою очередь, посещают наши»
[735].Прошло менее двух месяцев, и 18 июля на рейде Вейхайвея командир «Бобра» вновь встретился с Дин Жучаном, на этот раз в присутствии английского инструктора Ланга. Позднее, в своем рапорте В.П. Шмидту, П.И. Чайковский отмечал, что Ланг проводил систематическое обучение личного состава Северной эскадры, и под его руководством боевые корабли постоянно плавали совместно, «неутомимо занимаясь» артиллерийским делом, включая стрельбы по щитам. В августе 1888 года Порт-Артур посетил совершавший плавание по Китайскому морю на «Корейце» великий князь Александр Михайлович. 29 августа он, сопровождаемый командиром лодки, капитаном 2 ранга К.С. Остелецким, осмотрел док, минную мастерскую и миноносцы
[736].Из Порт-Артура великий князь отправился в Чемульпо и Сеул, где, надо полагать, после июньских народных волнений, в организации которых подозревали Юань Шикая, визит члена императорской фамилии восприняли как свидетельство участия и поддержки со стороны российского правительства. Заметим, что пребывание на Дальнем Востоке оставило в памяти Александра Михайловича глубокий след и сыграло свою роль несколько лет спустя.
Особое значение сохраняли российско-японские отношения. В конце 1880-х годов, после отмены зимовки во Владивостоке кораблей Тихоокеанской эскадры, японские порты как и прежде продолжали играть роль ее полугодового пристанища. В японских доках и на заводах выполнялся сколько-нибудь серьезные ремонт российских судов. Эти работы, несомненно, в известной мере способствовали становлению судоремонтной промышленности Страны восходящего солнца, руководимой, нередко, английскими и французскими инженерами. Впрочем и Россия была готова внести свой вклад в совершенствование японских специалистов. Так, в «мастерской динамо-электрических машин» Кронштадтского порта в 1882 году обучался Соннэ Сакае, вскоре, правда, умерший. А весной 1889 года токийский кабинет через посланника Д.Е. Шевича обратился в Петербург с ходатайством о допуске «лейтенантов Хацирота Сакамото и Цунааки Номото» к практике на кораблях Тихоокеанской эскадры.
В соответствии с письмом Н.К. Гирса от 26 июня 1889 года ГМШ подготовил всеподданнейший доклад по этому вопросу, утвержденный 4 июля, о чем немедленно уведомили В.П. Шмидта. Спустя неделю адмирал доложил о назначении Сакамото на «Адмирал Нахимов», а Номото — на «Крейсер». Впрочем, в итоге Номото оказался на борту «Адмирала Нахимова», на котором в ноябре 1890 года даже собирался совершить переход в Кронштадт. Но к тому времени Д.Е. Шевич пришел к заключению, что «пребывание японских офицеров на наших судах является нежелательным», ибо через них конфиденциальные сведения о российском флоте могут попасть к «иностранцам», то есть англичанам. Н.М.Чихачев согласился с ним, и Номото под благовидным предлогом отказали. В июле 1891 года, исходя из тех же соображений, управляющий отклонил ходатайство японского правительства о «зачислении на место Номото лейтенанта Рокуро Ясиро»
[737].На протяжении 1880-х годов японские делегации не раз бывали в Кронштадте. Так, 7 сентября 1882 года город посетил принц Арисугава, в сопровождении посланника Ниси Токудзиро, бывшего поверенного в делах Хаяси и лейтенанта Токато. 22 июня 1884 года главную базу Балтийского флота осматривал посланник Ханабуса, а спустя месяц, 21 июля, военный министр Японии, генерал-лейтенант Ояма, в сопровождении начальника Токийского военного училища, генерал-майора Нодзу и других офицеров
[738].