Морская политика России 80-х годов XIX века

В отношениях с Японией видимых противоречий не было, поэтому российская сторона, вплоть до середины 1890-х годов рассматривала ее в качестве «одного из факторов установившегося на Дальнем Востоке равновесия», тогда как именно Токио и стремился так или иначе изменить сложившееся положение в свою пользу. Правящие круги Японии, конечно, включали деятелей разной политической ориентации, однако преобладающая часть их сознавала, что дальнейшее развитие страны, при узости внутреннего рынка, требует распространения ее экономического и политического влияния на континент, в первую очередь на Корею. И если некоторые надеялись, что Россия не станет препятствием на этом пути, то другие, подобно генералу Ямагата Аритомо, зачисляли ее наряду с Китаем, Англией и Францией в число вероятных противников. Российские же дипломаты, по оценке Л.Н. Кутакова, разделяемой К.Е. Черевко, «плохо разбирались в главных тенденциях японской внешней политики» [741].

Они отводили этой стране совершенно не соответствовавшую действительности роль слабого и дружественного соседа. Еще менее знакомый с дальневосточными реалиями И.А. Шестаков расценивал японцев как народ «вежливый, но несерьезный» и задавался в своих планах совершенно несбыточными целями мечтая о достижении Россией ведущей роли в регионе.

Глава 13 Морская политика России в Средиземноморье во второй половине 1880-х годов. Десантные учения на Черном море

Вскоре после того, как управляющий настоял на переводе эскадры Средиземного моря в Тихий океан, стала очевидной непродуманность этой меры. 20 апреля 1887 года Н.К. Гирс сообщил вице-адмиралу Н.Н. Андрееву, замещавшему И.А. Шестакова во время его поездки по черноморским портам, что согласно донесению консула в Канее, на Крите вновь вспыхнули волнения, вызванные похищением мусульманами христианской девушки и требующие присутствия российского военного судна. Под рукой у Н.Н. Андреева оказался только возвращавшийся с Дальнего Востока клипер «Крейсер», стоявший тогда в Пирее. Получив разрешение Алексея Александровича, адмирал распорядился телеграфировать командиру корабля, капитану 1 ранга А.А. Остолопову, приказание идти в бухту Суда. Оно было исполнено, и «Крейсер» оставался в водах Крита более недели [742].

Однако помимо подобных экстренных поручений существовала постоянная потребность в кораблях для нужд российских дипломатических представителей в Афинах. Чтобы не отвлекать крейсера, И.А. Шестаков решил удовлетворять ее, направляя в Пирей недавно вошедшие в строй канонерские лодки Черноморского флота. 23 июня 1887 года он запросил мнение Н.К. Гирса на этот счет, а Н.К. Гирс, письмом от 26 июня, осведомился о возможности пропуска лодок через проливы у А.И. Нелидова. 16 июля посол ответил, что по точному смыслу трактатов под станционерами подразумеваются «легкие суда», новые же канонерские лодки к числу таковых не относятся, поэтому, чтобы провести их, недостаточно добиться согласия одной Турции. Начинать же переговоры с Европой невыгодно, так как иностранные державы могут потребовать и для себя подобного права. Ответ А.И. Нелидова министр иностранных дел препроводил адмиралу 4 августа, но управляющий Морским министерством не согласился с таким пониманием статей международных соглашений и 12 августа напомнил, что по конвенции 18/30 марта 1856 года установлен проход «как прежде», а прежде пропускали корветы, поэтому должны согласиться и на канонерские лодки [743].

На вторичное обращение Н.К. Гирса в константинопольское посольство поверенный в делах М.К. Ону 3/15 сентября подтвердил прежнюю точку зрения посла, прибавив, что в предыдущие годы турки пропускали миноносцы и «Забияку» лишь после долгих колебаний и нескрываемых опасений, настаивая на том чтобы эти случаи не служили прецедентом на будущее. Однако доводы И.А. Шестакова возымели действие, переписка продолжалась, и 24 октября Н.К. Гирс уведомил управляющего, что от посла в Константинополе получена телеграмма о согласии Порты. К тому времени для станционерной службы избрали лодку «Кубанец», но в самый последний момент решение было изменено, и вместо нее в Пирей отправили «Забияку». На этот раз разрешение на проход через пролива удалось получить всего за месяц: о необходимости вывести крейсер из Черного моря независимо от «Кубанца» Н.М. Чихачев предупредил Н.К. Гирса письмом от 9 января 1888 года, а 20 февраля министр иностранных дел сообщил о положи тельном решении турецкого правительства [744].