Читаем Морская политика России 80-х годов XIX века полностью

Разделяя его взгляд, И.А. Шестаков 12 января 1887 года обратился к Н.К. Гирсу с письмом, в котором привел примеры бесцеремонности английских офицеров, высаживавшихся на берег вблизи от укреплений и снимавших планы, указал на опасность недоразумений при увольнении команд в город, на неудобства, создаваемые на рейде иностранными судами, наконец, на то, что само появление «сильной эскадры выказывает в глазах многочисленного чужеземного населения Владивостока нашу сравнительную слабость». Видимо, в эту фразу адмирал вложил и собственные впечатления от посещения Золотого Рога китайской эскадрой, с энтузиазмом встреченной местными китайцами-манзами. Основываясь на приводимых доводах он предложил ограничить доступ иностранных кораблей «в наши порта Восточного океана не более двух той же нации одновременно», с предварительным уведомлением[697].

Через дипломатических представителей эти правила к началу марта были доведены до сведения правительств стран аккредитации. После ряда уточнений, в результате которых определился район действия правил — от границы с Кореей до мыса Поворотного (то есть залив Петра Великого), их принял и лондонский кабинет.



Крейсер «Адмирал Нахимов» — сильнейший корабль тихоокеанской эскадры в конце 1880-х годов



Корвет «Витязь»

31 декабря Н.К. Гирс, ссылаясь на высказанное Д.Г. Анучиным еще в 1883 году пожелание, поставил вопрос о распространении ограничений или полном запрете на посещение почти беззащитного Николаевска-на-Амуре, и 4 января 1888 roда И.А. Шестаков согласился с ним. А 24 февраля министр иностранных дел сообщил управляющему, что английский посол Р. Морьер уведомил его о принятом правительством Солсбери решении допускать в тихоокеанские порты Британской империи «не более двух иностранных кораблей», относившемся лишь к тем странам, которые сами ввели такое ограничение, то есть к России. 2 сентября Министерство иностранных дел препроводило в Морское министерство новые английские правила о посещении тех же портов судами, перевозящими войска — не более одного одновременно, что имело прямое отношение к Добровольному флоту. 27 сентября ГМШ поставил в известность об этом Комитет Добровольного флота. Лишь летом 1890 года исполнявший должность колониального секретаря в Сингапуре, Тальбот, признал, что пароходы-«добровольцы» не подходят под определение военных транспортов[698].

В целом следует признать, что принятая И.А. Шестаковым по инициативе А.А. Корнилова мера имела слабые основания и не была удачной. Заметим, что Владивосток и много лет спустя не мог обеспечить сколько-нибудь серьезного ремонта российских кораблей, продолжавших пользоваться доками Нагасаки, Иокогамы и Гонконга. Как доносил 23 мая 1890 года очередной командующий Тихоокеанской эскадрой, вице-адмирал П.Н. Назимов, «рабочие, находящиеся зимой в портовых мастерских, обыкновенно на лето уходят оттуда к частным лицам, дающим им более высокую цену, и вследствие этого порт на лето остается без рабочих, т. е. как раз на то время, когда во Владивосток приходит эскадра Тихого океана, с большим количеством дефектных работ, которые вследствие этого портом выполнены быть не могут. Таким образом, суда уходят опять за rpaницу с неоконченными работами, которые доканчиваются за границей»[699].

Подобное положение заставляло Петербург проявлять гибкость. Так, чтобы не подавать повода к ответным ограничениям, в июне 1893 года в Золотой Рог была допущена эскадра вице-адмирала Ито, состоявшая из пяти кораблей[700]. Такое же исключение сделали и на следующий год, но визиту помешала Японо-китайская война.



Канонерская лодка «Сивуч»

Упорное сопротивление И.А. Вышнеградского новым расходам заставило И.А. Шестакова прибегнуть к предусматривавшемуся им на крайний случай зимнему разоружению кораблей Тихоокеанской эскадры. По его указанию замещавший начальника ГМШ капитан 1 ранга П.П. Тыртов запиской, отправленной при письме от 3 апреля 1887 года, передал А.А. Корнилову распоряжение управляющего: вместе с исполнявшим должность главного командира портов Восточного океана капитаном 1 ранга Ф.П. Энгельмом разработать «меры для зимовки в нынешнем году «Витязя», «Наездника» и «Сивуча», не свозя имущества в склады и не разбирая машин[701].

Команды предписывалось разместить в казармах Сибирского экипажа, а сами корабли, во избежание порчи механизмов и ради сохранения готовности к «скорейшему выходу в море», отапливать. В записке говорилось также о проведении зимой дефектных работ и опыта пропиливания канала во льду.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее