Морская прогулка (СИ)

Шмидт был счастлив, глядя на своего подопытного номер один, дезориентированного телепатической атакой.

— Ты так вовремя, мой мальчик. У нас с Эммой как раз намечался один увлекательный эксперимент! Тебе понравится, я уверен.

Белоснежная, ледяная улыбка Эммы Фрост была отражением безумства Шмидта. Когда она, словно острым алмазом, взрезала мысли Эрика, вытягивая наружу болезненные воспоминания и заставляя холодеть от страха и боли, он понял, что доктор наконец-то нашел себе достойную ассистентку. С каждым годом в кровавом следе, оставляемым Шмидтом, чувствовалась все большая изощренность. Теперь стало понятно почему. В отличие от запуганного и озлобленного мальчика в концлагере, Фрост с удовольствием тренировала и развивала свой дар, используя телепатию в извращенных экспериментах своего наставника.

Шмидт пытался спровоцировать мутации у животных. Возможно… Или пытался привить полезные для него дары более покладистым меньшим братьям. Эрик сомневался. Ему было не до размышлений о «великих планах» больного на голову психопата. Корчась от боли на полу камеры и страдая от морской болезни, он раз за разом пытался призвать на помощь металлокинез, заблокированный подавляющими препаратами, чтобы выбраться из проклятой камеры и сломать доктору шею. Приходила Эмма, одетая в медицинский халат, с самодовольной улыбкой вынуждавшая его послушно вытягивать руку для забора крови; приходил Янош Квестед, парень управляющий воздушными потоками, приносил еду, оттаскивал пленников в медотсек; иногда заглядывал и сам Шмидт, наслаждаясь бессильным бешенством и ненавистью в глазах Эрика…

Чего бы ни хотел добиться Шмидт, ему не стоило выбирать акулу целью своих экспериментов. Теперь Эрик знал, откуда у Квестеда были те жуткие шрамы на левой руке.

Стоило ему очнуться в мутной воде бассейна, расположенного на нижней палубе, как ощущение металлического корпуса яхты буквально обрушилось на него после стольких часов (дней? недель?) под действием подавителя. Он был не в себе во всех смыслах этого слова, заметался по тесному пространству, отбивая скользкие бока и вытянутую акулью морду о прочные борта. Разум пронзила алмазная боль, Эмма попыталась утихомирить его, но животные инстинкты, переплетенные с человеческими мыслями, вырвались из телепатических тисков. Эрик буквально разорвал металлический корпус бассейна, вываливаясь неуклюжим телом вместе с водой на пол. Помощники Шмидта что-то орали, но борт яхты уже пошел волнами, выгибаясь наружу, пока пластины металла, не выдержав напора, не лопнули, позволяя воде из бассейна и перепуганной акуле выскользнуть в открытое море.

Эрик хотел прикрыть глаза, чтобы отогнать воспоминания и успокоиться, но ничего не произошло. Ну конечно, у акул же не такое устройство век… И даже рук у Эрика теперь не было, чтобы потереть незримо ноющую голову!

От внезапно вспыхнувшей злости он извернулся и клацнул зубами, так что проплывающая мимо рыбешка еле унесла плавники.

Блеснувшая возле морды чешуя заставила дернуться в ее сторону. Акула учуяла добычу, раздражающе мелькавшую чуть поодаль, и рванулась за ней. Эрик не сразу понял, что произошло, но стоило запаху крови первой раскушенной жертвы коснуться его носа, как все мысли о Шмидте пропали за красным маревом. Сейчас он был акулой и должен был заглотить как можно больше этой вкусной серебристой рыбы.

И только тогда, когда не меньше сотни жертв оказалось в желудке, Эрик смог взять над собой контроль и отплыть в сторону.

Он был разумен, был Эриком Леншерром и помнил себя, как Эрика Леншерра, но мозг у него оставался акулий. Нельзя давать инстинктам брать верх над собой. Почему-то это казалось важным, ведь если Эрик потеряет себя в акульем теле, ему навряд ли удастся когда-нибудь выбраться…

Движения акулы стали более ленивыми и медлительными, на сытый желудок не хотелось быстро плыть. Море перестало казаться столь угрожающим и пустым.

И именно это, наверное, заставило Эрика потерять бдительность, потому что в следующую минуту на его тело набросили прочную веревку и потащили куда-то вниз.

Возле каменной арены, окруженной металлической клеткой, собрались почти все обитатели Багряной долины. Место акульих боев находилось в нескольких милях от долины, вниз по подводному течению, чтобы пролитая дерущимися кровь не привлекла морских хищников к их дому.

Большая часть русалок предпочитала держаться на расстоянии, чтобы в случае опасности быстро улизнуть в водоросли, за дюны или спрятаться среди скал. Самые смелые, в основном русалы, кружили рядом с клеткой. Акулья кровь будоражила их не хуже, чем кровь русалок прельщала хищников.