«Его зовут Чарльз. Он был русалкой, но Шмидт использовал на нем препарат. Чарльз стал человеком. Его на берегу подобрала женщина: высокая, карие глаза, черные волосы до плеч, стройная. Работает в полиции, скорее всего. Чарльз должен быть в госпитале. Найди его, скажи, что ты от меня. Ему может потребоваться помощь. Он никогда не был среди людей».
Предложения сменяли друг друга так быстро, что Ангел не успевала вставить и слова.
— Ну, ты и эгоист!
Эрик опешил от такой наглости.
— Оставил этого несчастного Чарльза на произвол судьбы и первым делом отправил меня искать Шмидта!
Он хотел было возмутиться: ничего подобного! Он не оставлял Чарльза на произвол, ему оказали помощь и все такое… Конечно, он оказался довольно далеко от дома и в явно непривычных условиях, но от этого еще никто не умирал! Да и русал давно не ребенок, чтобы возиться с ним. Но внутренний голосок шепнул: стоило оставить Чарльза на берегу, как мысли Эрика вернулись в привычное агрессивное русло. Найти Церебро, найти Шмидта, отомстить за все, освободить мутантов. И только потом вернуться к бывшему русалу, чтобы вернуть свое тело…
— Ладно, — голос Ангел вырвал его из напряженных размышлений. — Я сделаю все, что в моих силах. Встретимся завтра здесь же.
«Спасибо».
Встреча с Алексом в сумерках не принесла утешения. Хэнк и Церебро словно канули в лету, и злящийся Эрик начал подозревать, что Эмма в тандеме с Азазелем могла отыскать удравшего звере-русала и отобрать у него Церебро. Гадать можно было до бесконечности. Уставшие русалки вернулись в долину, а Эрик провел ночь у пустого утеса.
Попав в море в теле акулы, он не знал, что ему делать, был напуган и зол, шокирован непривычными ощущениями, идущими от нового тела. Звуки, запахи, его зрение и осязание — все изменилось. Его мозг работал по-другому, ориентируясь в основном на обоняние и ощущения, идущие от боковой линии акулы. Его внимание привлекали мелькающие серебристой чешуей рыбы и крупные скользкие тела морских котиков, вызывая поначалу неконтролируемое желание схватить, разорвать, проглотить. Он постоянно плыл, не в силах остановить плавники, привыкшие к непрекращающемуся движению. Вода текла через его рот и жабры, но он не захлебывался. Угол его зрения изменился, холод и давление воды были больше не страшны, и… Он не мог произнести ни одного слова, запертый в этом идеальном, но чужом теле. Безголосый, обреченный либо на смерть в море, либо на возвращение в руки Шмидта, чтобы позволить мучить себя, пока он снова не вернется в родное тело и не попытается опять сбежать, отомстить…
И если бы не Чарльз с его даром и стремлением помогать попавшим в беду, Эрика бы уже сожрали…
А теперь он был там, на суше, один, только что потерявший самого близкого человека — свою сестру. И Эрик бросил его, забывшись в своих поисках.
Здравый смысл подсказывал, что это было самым разумным решением из всех. В теле акулы он не мог помочь Чарльзу.
«Но Ангел-то мог послать на поиски сразу…»
Эрик клацнул зубами, но противное чувство вины не ушло. Обычно, он был не склонен заниматься самобичеванием по поводу отсутствия у себя альтруизма или чего-то вроде этого. Обычно, он подступал к любой проблеме максимально рационально, с холодным расчетом и злобой, направленной против Шмидта (ведь он был его главной проблемой). Обычно, он использовал других людей, как ресурс для достижения цели.
Обычно, он был один.
Мойра обещала прийти утром, но ни к завтраку, ни к обеду женщина так и не появилась. Проснувшись с противной тошнотой и звоном в ушах, Чарльз мечтал лишь о том, чтобы зарыться в водоросли, которые, колыхаясь в воде, ласкали бы кожу, снимая напряжение и боль. Но ни водорослей, ни воды здесь не было.
Солнце еще не встало, но в палате уже включился свет. Люди в белом начали суетиться, чем-то греметь, разговаривать и даже смеяться. На взгляд Чарльза в таком месте смеяться было просто не позволительно.
Всю ночь до пробуждения его мучили чужие мысли и сны, проникающие в голову. Из-за удара по голове или из-за препарата (а может всего сразу) ему было трудновато себя контролировать. С другой стороны, раньше Чарльз никогда не бывал в таком месте. Одно здание вмещало в себя людей больше, чем русалок жило в Багряной Долине. А Северное море было слишком просторным, чтобы все его обитатели кучковались в одном секторе…
Здесь же только в небольшом помещении — ре-а-ни-ма-ции — лежало около восьми человек. Страдающие от разных травм, боли и страха, мучающиеся тошнотой и жаром, они посылали свои мысленные мольбы к богу, но слышал их только Чарльз.
Видя, что ему нехорошо, медсестра вызвала врача и снова сделала какой-то укол. Боль и тошнота прекратились, и мысли стало контролировать легче.
Сегодня пациентов сторожила женщина средних лет. Она принесла Чарльзу что-то завернутое в полотенце и положила под ноги. От нечто шло горячее тепло. Мужчина убедился: чтобы это ни было, это самое гениальное создание человечества! В океане ему не нужно было греться, но на суше все оказалось иначе.