По пути в Лондон Салтыков заехал в Гаагу к послу, князю Борису Куракину. Почти одногодки, они пока не расходились во взглядах на затеянное царем Дело по покупке кораблей.
Вместе они «волонтерами» отправились за границу с Великим посольством царя в 1697 году. Там пути их разошлись. Куракин поехал в Венецию, Салтыков — в Голландию.
Оба они выделялись из среды близких «дружков» царя, Меншикова, Скляева, Кикина и прочих «подлого» звания, своей боярской родословной.
— Покуда, Федор Степанович, государь исправно переводит деньги для оплаты моих векселей.
Куракин знал, что, выполняя царские наказы, Салтыков мечется туда-сюда, покупает суда во французском Дюнкерке, Гамбурге, Амстердаме. В последнее время он обосновался в Англии, убедился, что на лондонских верфях строят добротно и расчетливо по « пропорциям ».
Об этом же напомнил ему и Куракин перед отъездом:
— Днями получил от государя письмецо, — посол достал из шкатулки вчетверо сложенный лист, — для вас, пишет государь, купить корабли пять или больше, а по конечной нужде три от шестидесяти до сорока осьми пушек, чтоб были доброй пропорции. Веревки и паруса каковы есть и запасных не надобно, ибо дома дешевле оное найдем. — Куракин отложил письмо и поднял глаза: — Государь, как всегда, о копейке печется…
В Лондоне Салтыков еще раньше сговорился о покупке пяти кораблей. Теперь следовало проверить все тщательно и лишь потом оформлять купчую. С утра до вечера досматривал — как всегда, на совесть — один корабль за другим. Поздним вечером возвращаясь в свою скромную каморку, Федор при свече принимался за другую, по его мнению, весьма важную работу.
Пятнадцать лет назад, впервые очутившись в Европе, Федор с изумлением взирал на жизнь и быт в Голландии. Все там отличалось от устоев жизни на его родине. Присматриваясь, он с горечью подмечал добротность и аккуратность в работе на верфях, порядок и уютность в домиках простых плотников и кузнецов, отлаженное времяпрепровождение, меру в питие, обходительность горожан друг с другом. Но кое в чем уже тогда Федор оказался на высоте.
Как-то царь познакомил его с бургомистром Амстердама Николаем Витсеном. Тот занимался географией. Заметив пристрастие Салтыкова к наукам, показал Федору свое сочинение «Северная и Восточная Татария», как называли тогда в Европе Сибирь. Увидев карту, Салтыков заспорил с Витсеном:
— Сия карта не есть истинная, у вас не можно добраться морем по северу от Енисея и Лены до Амура и Епона с Китаем. А сие совсем не так.
Витсен в недоумении посмотрел на Салтыкова:
— Позвольте, но я составил карту по документам из России. Откуда вам известно другое?
Салтыков сразу же ответил:
— Много лет проживал я в Тобольске с батюшкой. Зрил там немало доношений казаков наших Дежнева да Атласова, которые хаживали морем вокруг Святого Носа на Чукотке из Колымы к Анадырю.
Салтыков уверенно провел пальцем по карте, где Витсен изобразил сплошной материк, соединенный с Америкой.
— В том месте нет перешейка, а есть море-океан, но льды великие…
Еще в то время Салтыкова мучила обида за неустройство жизни на родине. Насмотрелся сын воеводы и в Москве, и в Тобольске, и в других местах на лихоимство и казнокрадство разных чинов, беспробудное пьянство и забитость «подлого» звания людей, произвол и беззаконие правителей больших и малых.
Теперь, в Лондоне, долгими вечерами и ночами просиживал он, собираясь с мыслями, излагал свое видение для обновления жизни в России.
Накануне нового, 1713 года решился поделиться своими замыслами с царем: