Морская тайна

«Головина можно считать вполне излеченным, но он еще нуждается в длительном режиме и наблюдении до окончательного исчезновения психической травмы, признаком каковой является его убеждение в том, что он был в фантастической подводной крепости и что якобы там остались его друзья».

На неопределенное время штурману запретили плавание.

В пригородном санатории, где поселили Головина, он уже никому ничего не рассказывал.

Но вот, когда прошел еще месяц, штурман обратился к старшему врачу санатория с просьбой снова созвать консилиум.

На новом консилиуме Головин подтвердил всю первую часть своих приключений, но к радости врачей добавил:

— Я убедился, что все, прежде мною рассказанное, действительно плод галлюцинаций. Никакого острова, скалы и подводной крепости, конечно, не было. Сейчас я совершенно точно вспомнил: последним в шлюпке погиб боцман Бакута. Он был самым сильным из нас. И я остался один. Да, я подвергался припадкам…

С удовольствием врачи констатировали окончательное выздоровление Головина. С резолюцией консилиума он тотчас явился в Ленинградский торговый порт.

Для начала ему предложили отправиться в Сан-Франциско, где Наркомвод закупил несколько пароходов. Специальные команды советских моряков посылались тогда в Америку для привода закупленных судов.

* * *

Ранней весной 19… года, накануне отъезда Головина в Америку, я познакомился с ним в приемной Ленинградского порта. Посетители, дожидавшиеся своей очереди, с интересом рассматривали худощавого печального моряка. Особенно бросались в глаза седые волосы на его висках. Это казалось странным, так как грустное лицо его было еще совсем молодым и свежим.

Второй раз мы встретились с ним через девять дней в фойе Ленинградского оперного театра. Штурман Головин в новом парадном кителе ходил вдоль стены, рассматривая фотографии артистов и снимки новой постановки «Кармен». Он, по-видимому, скучал в одиночестве и был искренно рад нашей встрече.

Разговаривая о музыке, мы гуляли в фойе, пока звонок не возвестил конец антракта. Головин быстро зашагал в зрительный зал, но вдруг, неожиданно обернувшись ко мне, спросил:

— Знаете ли вы что-либо о моем последнем плавании? Нет? Простите, я забыл, что мы недавно знакомы. Оно было несчастливым. Пароход мой погиб. В Тихом океане, у Гавайских островов, меня подобрали американцы. И теперь я опять отправляюсь в Тихий океан. Из Сан-Франциско мы поведем суда во Владивосток, через Гаваи… Я снова буду там!

И штурман, точно забыв об окружающих, застыв в какой-то странной задумчивости, перебирая пальцами бахрому портьеры, умолк.

В зале погасли люстры. Капельдинер, закрывая дверь, вежливо отстранил Головина. И тогда он, словно пробуждаясь, еще раз медленно промолвил:

— Я буду там… Я снова буду там!..

… Миновало полгода, и мы снова услыхали о приключениях Головина.

Морская тайна раскрылась во время второго путешествия штурмана по Тихому океану.

—————

Глава одиннадцатая У развалин испанских замков

Колон, находящийся в Центральной Америке тропический порт, называют «городом двух океанов». В Колоне начинается знаменитый Панамский канал, через который пароходы из Атлантики попадают в Тихий океан.

Однажды майским утром в Колон прибыл трансокеанский пароход «Гайавата», совершавший рейс Лондон — Сан-Франциско. Когда показались пальмы бухты Лимон и на мачте подняли американский флаг, с берега навстречу «Гайавате» вышел голубой катер. Не более чем через пять минут он развернулся у самого носа корабля, и на ходу по сброшенному с левого борта шторм-трапу американский портовый чиновник ловко вскарабкался на пароход. Немедленно он поднялся к капитану и вручил ему узкий конверт. Катер умчался обратно, капитан с явным неудовольствием несколько раз перечел присланное ему сообщение и, спустившись с мостика, объявил пассажирам неожиданное известие:

— Нам придется задержаться здесь по меньшей мере на двое суток. На вашем месте, — посоветовал он, — я бы сейчас же, воспользовавшись утренним временем, проехался в Панаму. Два часа пути, и вы в столице Панамской республики. Там есть любопытные памятники. В Колоне же абсолютно нечего делать. Жара и кабаки. Клянусь, это скучнейший из городов!