Читаем Морская война на Адриатическом море полностью

На эти аргументы адмирал ди Ревель отвечал, что эскадренные миноносцы являлись необходимыми в Венеции для поддержки самолетов и мониторов, которые обстреливали фланг неприятельской армии, что на Адриатическом море, вследствие атмосферных условий, эскадренные миноносцы подвергались, при наличии подводных лодок, более значительному риску, чем на Северном и что невозможность Италии заменить потерянные единицы делала необходимым использование их с осторожностью, поскольку дело шло о решающей операции, и что, наконец, итальянский берег, весьма благоприятный для ударов со стороны австрийцев, защищался только бронепоездами, что не давало достаточного обеспечения. "Имеются, - говорил адмирал, - требования внутриполитического характера, которые могут не оказывать никакого влияния в Англии, но существование которых Италия не может полностью игнорировать. Как адмирал, я оплакиваю существование подобного рода моментов, но как итальянец, и это не подлежит дискуссии, я не могу отказать в предоставлении моему правительству всего того содействия, какое оно считает возможным требовать от флота, главой которого я являюсь".

Таким образом положение оставалось без изменения до того момента, когда Англия нашла возможным послать в подкрепление эскадренные миноносцы, которые у нее требовала Италия.

* * *

С начала августа дрифтеры были снабжены более широкими сетями, чтобы заставить подводные лодки погружаться на большую глубину, и гидрофонами, которые позволяли - правда, еще весьма несовершенным образом - устанавливать присутствие лодок. В то же время проверялась новая организация их службы: вместо того, чтобы постоянно оставаться в проливе, они приходили туда в большом количестве и под охраной двух или трех миноносцев только на три или на четыре дня. Неприятельские подводные лодки вскоре начали доносить, что наблюдение за входом в Адриатику, по-видимому, снято. Когда же дрифтеры находились в проливе, лодки их избегали и в подводном и в надводном положениях, как это сделала, например, U-14 (бывшая Curie), возвращаясь 1 сентября из одиннадцатидневного плавания в центральной части Средиземного моря.

На новой конференции, имевшей место в Лондоне 4 и 5 сентября, вопрос о прикрытии дрифтеров разбирался еще один раз: "Является почти нелояльным, заявил на ней адмирал Джеллико, - посылать их в море при существующих условиях". Дискуссия не привела ни к какому результату, в равной мере, как и дискуссия по вопросу об операции против баз германских подводных лодок на Адриатическом море, разработку плана которой требовало британское адмиралтейство, принимая на себя обязательство, также, впрочем, как и французский морской министр, содействовать ее проведению в жизнь всеми силами, которые окажется возможным выделить для этой цели.

Однако 12 октября шесть британских эскадренных миноносцев, построенных в Австралии, пришли в Бриндизи для охраны барража. Нормальная служба дрифтеров восстановилась, и французские эскадренные миноносцы приняли участие в их прикрытии. Тем не менее, результаты оставались слабыми: подводные лодки слишком хорошо научились лавировать между всегда разбросанными кораблями, которые им противостояли. Прибытие UB-39, скрывшейся из Картахены, стало своевременно известным; в море вышли все дрифтеры с двенадцатью эскадренными миноносцами и моторными катерами; подводная лодка дважды была замечена, но нанести ей удар ни разу не удалось.

В это время первые элементы постоянного английского барража были собраны в Таранто и выставлены между 15 октября и 12 ноября на протяжении в 10 километров к востоку от мыса Леука; 21 ноября U-47, вышедшая из Каттаро за три дня до этого в центральную часть Средиземного моря, возвратилась обратно с авариями и донесла, что в полночь 19 октября, проходя в надводном положении Отрантский пролив, она встретила большую сеть, в которой запутывался ее винт; поскольку вокруг не имелось никакого наблюдения, она освободилась от сетей, обнаружив здесь же наличие двух линий больших буев, которые, очевидно, обозначали новое препятствие. Сообщение об этом вызвало в Каттаро серьезное беспокойство; были предупреждены германское адмиралтейство и все подводные лодки, находившиеся в море; U-17 была послана в Отрантский пролив специально, чтобы установить точное положение буев, о которых поступило донесение. U-17 возвратилась четырьмя днями позже, не выполнив данного задания: она была атакована эскадренными миноносцами, самолетами и дрифтерами. Противник не получил точной ориентировки. Несмотря на это, походы подводных лодок противника не прекращались; лодки обходили подозрительный район, огибая его с востока.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кораблей
100 великих кораблей

«В мире есть три прекрасных зрелища: скачущая лошадь, танцующая женщина и корабль, идущий под всеми парусами», – говорил Оноре де Бальзак. «Судно – единственное человеческое творение, которое удостаивается чести получить при рождении имя собственное. Кому присваивается имя собственное в этом мире? Только тому, кто имеет собственную историю жизни, то есть существу с судьбой, имеющему характер, отличающемуся ото всего другого сущего», – заметил моряк-писатель В.В. Конецкий.Неспроста с древнейших времен и до наших дней с постройкой, наименованием и эксплуатацией кораблей и судов связано много суеверий, религиозных обрядов и традиций. Да и само плавание издавна почиталось как искусство…В очередной книге серии рассказывается о самых прославленных кораблях в истории человечества.

Андрей Николаевич Золотарев , Борис Владимирович Соломонов , Никита Анатольевич Кузнецов

Военное дело / Военная история / История / Спецслужбы / Cпецслужбы / Детективы
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное