Охотник этот крепче прежнего выругался, достал из-за пояса топорик и нарубил из еловых веток волокушу. Часа два волок меня по снегу. Притащил в какую-то лесную глушь к низкой деревянной избе. В заимке этой, так она называлась, спаситель мой тулуп скинул, печь затопил, да керосиновую лампу разжёг. А я, наконец, разглядел, что передо мной вовсе даже не мужчина, а крупная такая фрау, возрастом, лет сорока-пятидесяти. Ухаживала она за мной с неделю, голову перевязывала, отварами лечила, бульоном из дичи поила. Когда встал я на ноги и ловкость с силой ко мне вернулись, то показал я охотнице своё мастерство в меткой стрельбе. Фрау эта, Марией её звали, пушным промыслом промышляла и напарник-снайпер ей весьма кстати пришёлся. Взяла она связку лучшей пушнины и пошла к начальнику лагеря, договариваться. Тот и согласился:
"Бери, мол, Мария себе этого Людвига-доходягу хоть до весны, конца пушного сезона. Всё равно на лесоповале от него толку мало".
Повезло мне. Жизнь, хоть на несколько месяцев, но по сравнению с лагерной, у меня оказалась райская. Однажды заночевали мы в лесу, у костра под большим деревом. Мария задремала, а я отошёл по нужде, да слышу шорох да не справа или слева в чаще, а на верху, над головой. Сноровка разведчика меня выручила, среагировал я на этот звук и в сторону метнулся. Тут же на место, где я стоял, что-то большое, мохнатое свалилось и вскользь меня по плечу задело. Да крепко так, как будто ножами прошлись. Тулуп вдрызг, а само плечо располосовано до кости. Рысь это оказалась, причём матёрый самец. Серый такой, с рыжими подпалинами. Преогромный, с коровьего телёнка, пятнистый кот. Уши у этого зверюги торчком стояли, только на кончиках кисточки чёрные. Глаза зелёно-жёлтые, с мерцающими злобными огоньками. Кинулась эта рысь на меня, да тут выстрел из-за моего плеча. Опять Мария вовремя подоспела, второй раз спасла мою тощую тирольскую задницу. Ты не подумай лишнего, юнге. У меня с Марией ничего не было. Она мне скорее, как старшая сестра была. Ведь, что удивительно. У неё сын и муж на фронте погибли, а она меня немца от смерти спасала. И ведь не один я такой был. Уж если кто и жалел нашего брата военнопленного, так это русские женщины, все как одна военные вдовы. Казалось бы, ненавидеть должны они нас, немцев, а они нет, жалеют… Воистину загадочны русские души, особенно женские… Мария на прощанье подарила мне амулет собственной работы – жёлтый медвежий клык. Того самого медведя-шатуна, что мною пообедать собирался.
– Это, – сказала она, – Оберег тебе, Людвиг. От всякого зверья лесного, водяного, клыкастого, да и от двуногого охранит.
Вернулся я из плена в 1954-ом, перебежал в Западную Германию, но и там долго не мог найти себе достойного места. Было это уже в начале шестидесятых. Эмигрировал я в Аргентину, женился, развёлся, а удачи всё нет. Но тут, наконец, подвернулся один мой однополчанин, сослуживец по Африке. Я тогда подрабатывал "чёртовым официантом" в довольно дорогом кабаке в центре Байреса. И вот однажды, в ресторанном зале какой-то парень в модном костюме, весёлый, пьяный и смуглый вдруг полез ко мне обниматься.
– Людвиг! – кричит. – Бес мелкий, ты ли это?!
И тогда узнал я его. Парень тот немцем был лишь наполовину, а на другую, арабом, в смысле по материнской линии. Он на фронте, при нашем батальоне, служил переводчиком, да и нас спортсменов-олухов пытался натаскивать по-арабски. Короче говоря, вспомнили мы былое, а чуть позже, через свою знатную матушкину родню пристроил он меня к одному саудовскому принцу в личную охрану. Отбор был суровый и моя армейская, боевая подготовка мне пригодилась. Год, другой и стал я начальником охраны, хорошо показал себя. Принц мой постепенно выбился на самый верх, и прочили его не больше, не меньше, как в короли саудовские. Деньги я зарабатывал безумные, да и тратил их безумно, наверное, в плену вашей русской бесшабашностью заразился.
По роду работы я частенько сопровождал своего сюзерена во время подводных морских прогулок. Происходили таковые на его личной сверхсовременной субмарине. И называлась эта роскошная посудина, "Джумана". В переводе с арабского, "Жемчужина". Подлодки у нас в Германии называют "У-ботами"[46]
. Так вот этот "У-бот", жемчужина арабская, был построен нашими немецкими корабелами на верфи в Киле, в обстановке строжайшей секретности. Поговаривали, что конструктором этой подлодки был тоже немец. Причём в основе его разработок лежали революционные, новейшие идеи подводного кораблестроения, так и невоплощённые в жизнь из-за нашего поражения в Войне. Сколько стоила "Джумана" нашему принцу можно только гадать. Впрочем, что проку считать чужие деньги…Глава службы охраны должен находиться при августейшей особе неотлучно. Так было и тогда – в том злосчастном, последнем нашем с ним выходе в море.
Как и положено, я безмолвно стоял по правую сторону от своего господина.