Морские были

Его удивило спокойствие, с каким моряки выслушали суровое признание. В какой уже раз с восхищением подумал он о железной выдержке этих простых русских людей, поистине не ведавших ни отчаяния, ни страха. Матрос, ходивший в разведку, сказал:

- На острове, сколько я ни вглядывался, нет даже малого деревца. Высокая трава растет в межгорьях, да только из травы не построить нам корабля...

Красноярский казак Савва Стародубцев, человек, не ведавший ни уныния, ни печали, оборвал разведчика насмешкой.

- Это как же понимать-то тебя, любезный? Может, и посылали мы тебя с расчетом, чтобы ты заупокойную принес? Не палуба все же, - земля у нас под ногами. И на ней есть травы, - вот уже лекарство от цинги. И снег имеется, вот уже и вода, по какой в океане мы истомились. А может и рыба у берега найдется, - должна найтись! Я видел, тут вот прямо под скалой морской бобер играет, - это и мясо, и мех, и жир. Не про погибель нам думать надобно, моряки. Умереть - дело не хитрое, это всегда успеется. А выстоять, выжить на этих каменьях у самой пучины да на яростном ветру, - тут и смекалка, и силенка, и железо в характере необходимы...

Железо в характере необходимо! Эти слова простого русского моряка не выходили из головы капитана. Сколько помнил себя Витус Беринг, ему именно того "железа" и не хватало.

Долгими бессонными ночами, когда леденящий северный ветер прогонял тяжелое забытье, умирающий командор вспоминал год за годом всю трудную, скитальческую свою жизнь, - и тихий отцовский домик в приморском датском городе, и пристань, где он впервые увидел морские корабли, и то, как испытывал он зависть к беспечным и веселым морякам, уходившим в далекие южные страны.

Беринг с детства увлекался морем.

Капитан-голландец принял его в матросы. Ощупал мускулы, крепко встряхнул за плечо и, отвернувшись, процедил сквозь зубы:

- На палубу... Марш...

Возвратясь из Ост-Индии в Амстердам, Беринг, уже опытный матрос, узнал, что из Петербурга прибыл важный сановник вербовать моряков в российский флот. Он обещал заманчиво высокое жалованье, повышения в чинах, и Беринг, не колеблясь, согласился служить в России. В 1705 году он уже был капитаном грузовой шхуны в Петербурге, через год получил чин лейтенанта, а еще через четыре года - чин капитана-поручика. Русские флотские офицеры дали ему новое имя и отчество - Иван Иванович. Приятелям он говорил, что теперь уже окончательно стал русским. О возвращении в Данию Беринг и не думал. Во время войны со Швецией он сражался под знаменами России, на кораблях и в Петербурге у него было много друзей, великая северная столица стала ему более близкой и родной, чем маленький датский Хорсенсе.

Но когда война против шведов была победоносно завершена и многие офицеры флота получили высокие чины, Беринга ожидало большое огорчение: он был оставлен в прежнем чине капитана 2-го ранга. О нем говорили, как об исполнительном офицере, который всегда пунктуально выполнял предписанное в приказах. Казалось бы, разве этого мало? Но петровская военная школа требовала от каждого солдата, матроса и, тем более, офицера проявления находчивости и инициативы. А за Берингом не числилось ни смелых самостоятельно принятых решений, ни героических подвигов. Буква приказа была преградой, которую он не решался преступить. Слишком мешала Берингу в военных делах эта подчеркнутая осторожность.

Огорченный моряк решил уйти в отставку. В Адмиралтейств-коллегий его не упрашивали. Берингу разрешалось возвратиться на родину. Так просто, легко и быстро все это произошло, - минуло лишь две недели, и он уже получил паспорт. Но теперь, когда дорога в Данию была для него открыта, Беринг испытывал такое чувство, будто в России он оставлял самое дорогое, с чем так сроднился, чем жил...

Почти ежедневно корабли уходили в свинцовую даль Балтики, направляясь в Копенгаген, а Беринг оставался на причале. Только взбежать бы по сходням, закрыться в каюте, и не заметишь минуты, как, дрогнув, поплывут берега. Но труден этот шаг, слишком труден! Хочется еще раз пройти по Невскому, постоять над могучим разливом Невы, увидеть стройные паруса знакомых кораблей...

Закончился март, промелькнули волшебные белые ночи, неприметно промчалось парное, в дымке восходов и закатов петербургское лето. Уже августовский ветер уверенно наполнял паруса кораблей, когда Беринга вызвал генерал-адмирал Апраксин.

В его жизни это было огромным событием. Президент Адмиралтейств-коллегий, один из ближайших помощников Петра, человек всесильный в российском флоте, вдруг милостиво приглашал к себе почти безвестного, к тому же ушедшего в отставку капитана 2-го ранга!..

Генерал-адмирал ласково принял Беринга и предложил ему принять командование над шестидесятипушечным "Марльбургом".

Одновременно Беринга повышали в чине. Теперь он стал капитаном 1-го ранга.