Морские десанты в Крым. Авиационное обеспечение действий советских войск. 1941—1942

Кроме того, советская нефтеперерабатывающая отрасль была весьма уязвима в военно-стратегическом плане. Она концентрировалась в основном в двух отдаленных от центральной части страны районах: на Апшеронском полуострове и в Грозном. Например, только один бакинский завод имени И.В. Сталина в 1940 г. выпустил 383,8 тысячи тонн авиабензинов Б-78, Б-74, Б-70, что составило 43,4 процента всего объема общесоюзного производства авиационного горючего. И доля высокооктанового бензина Б-78 в годовом объеме не превышала 10 процентов[641]. Это уже во время войны частично за счет поставок по ленд-лизу[642] и частично за счет переработки своих нефтепродуктов. Однако стоит признать, что доля поставок из-за рубежа именно высокооктановых ГСМ была весьма большой. В итоге суммарный объем высокооктанового авиационного бензина, поставленного союзниками в СССР, в переводе в метрическую систему составил 1 млн 197 тысяч 587 тонн, включая 558 тысяч 428 тонн с октановым числом выше 99[643].

А чтобы уяснить, что это значило для СССР, обратимся к данным по расходу авиационного топлива, приведенным в книге генерал-полковника В.В. Никитина «Горючее – фронту»: «За годы войны Красной Армией было израсходовано более 4 млн 481 тысячи т авиабензинов, в том числе высокооктановых 2 млн 998 тысяч т»[644].

Простой расчет показывает, что ленд-лизовский высокооктановый авиационный бензин составил почти 40 процентов всего объема горючего, потребленного новыми типами советских истребителей и бомбардировщиков. Конечно, большее количество авиационных бензинов было произведено в СССР, о чем говорят многочисленные исследования и факты. В то же время следует учесть, что для выпуска высокооктанового авиатоплива на советских заводах широко использовались октаноповышающие добавки, полученные из США. Военный историк М. Янович в связи с этим подчеркнул: факт о том, что «в последние военные годы производство авиагорючего в СССР на две трети зависело от импортных высокооктановых компонентов, по понятным причинам не афишировался среди специалистов»[645]. Однако – это за всю войну, а вот в конце 1941 г. и начале 1942 г., когда система поставок по ленд-лизу только опробовалась, картина была весьма некрасочной. Стоит ли повторять, почему советская авиация, в том числе и в изучаемых районах, была с небольшим налетом, с малотренированным летным составом, а то и вовсе «прикована к земле»…

Система перевозок. Остается открытым вопрос о путях подвоза средств МТО и прочих грузов. О состоянии грунтовых дорог говорилось выше, и проблемы с их эксплуатацией также рассматривались. Необходимо также сделать оговорку об использовании железных дорог. В Краснодарском крае (в районе развертывания ВВС армии и флота) в то время использовалось две основные ветки: Кавказская (Кропоткин) – Краснодар – Новороссийск (причем от Крымской до Новороссийска дорога была двухпутной), и Армавир – Белореченская – Туапсе и далее на Сочи и Адлер. Из Краснодара на Тимашевскую и Ахтари шла однопутка, а также из него на Тихорецкую (на северо-восток). Между Крымской и Тимошевской была также 120-километровая однопутка, и от Крымской 119 км шла ветка на Тамань[646]. То есть сеть железных дорог была, но использование ее было затруднительным из-за воздействия вражеской авиации и дефицита железнодорожного оборудования, подвижного состава.

Управление и связь. Были допущены и недостатки в самой организации использования авиации. Штаб ВВС Закавказского фронта находился в городе Тбилиси (820 км от Тамани и 500 км – от Краснодара). Прибывшая на Таманский полуостров оперативная группа командования военно-воздушных сил Закавказского фронта плохо знала местные условия. Огромный аппарат ВВС Северо-Кавказского военного округа не был использован в помощь командованию и зачастую даже мешал работе штаба фронта, хотя потенциал округа был огромен[647]. Военно-воздушные силы Черноморского флота сразу не были подчинены фронту оперативно и в основном продолжали, как указывалось выше, обеспечивать оборону Севастополя. Активное участие в десантных действиях на Керченском полуострове они принимали только от случая к случаю, и чаще уже в наступившем 1942 г.