Я говорю ей, всё, пошёл домой. Покойников мне, на ночь глядя, только не доставало. Ой, не уходи, я одна боюсь, говорит Элла и хватает меня за руку. Мы, говорит, тихонько на кухне посидим до утра. Выпьем, закусим. У меня, мол, полный холодильник всяких деликатесов и водка есть.
Ну, вот сели мы на кухне и до утра сторожили покойника. Какой тут секс, когда там свечки горят (Катька занесла и зажгла) и гроб стоит с мертвым стариком?
Хорошо, что у толстухи Эллы водки хватило, чтобы не так жутко было охранять гроб. Так и не получилось у меня с ней покувыркаться в кровати…
Когда уже проехали Малый Улисс, Саня Клопнев вдруг похлопал по плечу водителя.
— Слышь, шеф, поворачивай! Меня на Мальцевской высадишь, у девятиэтажки — сказал он водителю, — а лейтенантов в бухту Тихая оттуда отвезешь.
— А как же тёща, жена, а Саня? — спросил Витя Гузин, — Не страшно?
— Страшно будет, если Элле опять принесут гроб в комнату, и мне придется снова с нею сторожить его.
Такси остановилось, и Саня Клопнев нетвердой походкой вошёл в, знакомый всем троим, подъезд.
— За нас там тоже долги верни! — только и успели крикнуть ему лейтенанты.
Юрий Ткачев
Флотские лекторы (побывальщина застойных времён)
В повседневной обыденности военно-морской службы, монотонности корабельных будней, строгом выполнении распорядка дня, накапливается усталость и раздражение. «Живи по уставу — завоюешь честь и славу!» — гласили плакаты Министерства Обороны. А как хотелось пожить, хоть немножко, именно не по уставу!
И вот, вдруг, командировка. Шаг в сторону от протоптанной военной дороги. Как вы думаете, куда могут отправить в командировку лейтенанта береговой базы ракетных катеров? Не знаете? Тогда расскажу, куда направляли меня. За первые полгода офицерской службы на ТОФ я побывал в разных интересных местах. Старшим на уборке овощей в военном совхозе в селе Петровка. Руководил разгрузкой угля для береговой котельной на пирсе мыса Артур и продовольствия в бухте Тихая. На подсобном хозяйстве бригады катеров отстреливал из карабина бродячих собак. Эти твари были жесткими конкурентами персонала продовольственной службы в деле воровства молочных поросят. В общем, даже не командировки, а так, всё больше по мелочам.
А тут мне сразу сказали, что такая честь лейтенанту выпадает очень редко. И сказал не кто иной, как командир бригады катеров капитан первого ранга Пискунов. Он меня срочно вызвал по прямому телефону с береговой базы.
— Ибя…я…я, химик, тебе предстоит очень ответственная поездка в самую глубину матушки России, — междометие «ибя» было коронной фишкой у нашего комбрига, — и ты должен пройти это испытание обычаями и нравами населения Уральского военного округа с достоинством. Показать на что способен офицер-тихоокеанец. Имей в виду, что народ там крепкий и «шило»; водой не разбавляет. Знаю, что говорю, поскольку сам родом с Урала.
Я только, что проводил газоокуривание хлорпикрином; личный состав дивизиона торпедных катеров, а суконная шинель мгновенно впитывает ядовитые испарения и так же быстро отдает их в теплом помещении.
Февраль во Владивостоке довольно прохладен и, поэтому, котельная береговой базы работала во всю мощь, жарко обогревая помещения штаба и кабинеты начальства. Комбриг потер ребром ладони, начавшие щипать глаза, и высморкался в носовой платок.
— Иди, химик, иди! Когда уже от тебя будет нести одеколоном «Жасмин» а не всякой гадостью?
— Служба такая, товарищ капитан первого ранга, — вежливо объяснил я ему, — я же химик, а мы химики, всегда пахнем дымом и хлорпикрином. Вы мне не сказали, что это за командировка?
Пискунов замахал руками. Он уже начал потихоньку плакать.
— Иди, химик, иди! У меня уже нет сил, тебя тут обнюхивать! Чудовский, он все тебе расскажет.
Мой первый командир береговой базы капитан второго ранга Чудовский нравился личному составу тем, что не надоедал своим присутствием в казармах матросов и кабинетах офицеров бербазы. У него в здании штаба бригады был великолепный кабинет со всеми удобствами.
Изредка, как бог Зевс с горы Олимп, командир бербазы величественно спускался по крутой лестнице ведущей из штаба к нам, и испепелял громами и молниями своё огромное хозяйство — склады, котельную, автопарк и медпункт с вечно поддатым доктором Петровым.
Но когда Чудовский не был раздражен подчиненными и потоком заявок от дивизионов катеров, он был вежливый и спокойный. Вне строя мы, офицеры, общались с ним по имени-отчеству. А отчество у него было тоже соответствующее — Королевич.
Я снял свою ядовитую шинель и повесил у него в предбаннике на вешалку.
— Разрешите, Антон Королевич?
— Заходите, Юрий Васильевич, — пригласил меня командир бербазы, — догадываюсь, зачем вы пожаловали. Пискунов вас уже вызывал?
— Вызывал, но конкретно ничего не сказал. Иди, говорит, к Чудовскому, — я пожал плечами, — вроде, как на Урал в командировку отправляют.