Морские гезы

Там, где я вырос, была колония баптистов. Они жили компактно, в своих домах, огороженных высокими заборами, на одном переулке. Я часто ходил мимо их домов и ни разу не видел ни пьяного веселья, ни драк. Да и обитателей колонии редко встречал на улице. Мои кореша, которые из любопытства ночью заглядывали к ним в окна, рассказывали, что баптисты собираются у кого-нибудь из своих и читают какие-то книги. Мы все были атеистами, и нам это казалось смешным и глупым. Одна девочка из колонии — не помню ни имя ее, ни фамилию — училась в параллельном классе. Она была тихая, покорная, никогда не давала сдачи и даже не ругалась. Когда над ней издевались мальчишки, а учителя «не замечали» это, молча смотрела на обидчиков с виноватой улыбкой. Тогда я и понял, что нельзя сломать не только очень твердое, но и очень мягкое. Впрочем, били ее редко, потому что не интересно издеваться над тем, кто не ревет от боли и не сопротивляется. В нашей школе после уроков каждый день оставляли мальчика и девочку, чтобы подмели пол в классе. Подметали, конечно, девочки. Мальчики в лучшем случае давали ценные советы. Однажды учительница по русскому языку в какой уже раз задержала меня после урока, чтобы втолковать, что надо быть таким, как все. Я послушал ее, поугукал, изображая согласие и готовность вернуться в стадо, если не прямо сейчас, то к следующему ее уроку, после чего пошел домой по пустому школьному коридору. В одной аудитории дверь была открыта. Баптистка, наклонившись, подметала веником белые крошки мела на полу возле черной школьной доски. Во время этого процесса на лице девочки было столько радости от выполнения своего долга, точно делала что-то святое или очень важное для всего человечества. Такой она мне и запомнилась на всю жизнь — согнутой и счастливой.

7

Из комнаты, в которую я переселился, виден двор с садом и огородом, огражденный каменной кладкой высотой метра полтора. От двери до дальней стены ограды ведет ровная дорожка, выложенная булыжниками. Возле самого дома справа от дорожки стоит вкопанный в землю деревянный стол и две лавки вдоль длинных сторон его, а слева растут два больших куста роз. Дальше справа яблоня, а слева — слива и вишня. Первое дерево было в бело-розовых цветах, а остальные уже отцвели. Между деревьями расположены грядки с чесноком, капустой, вроде бы, и еще чем-то, что я идентифицировать не сумел. Земля старательно обработана. Вокруг деревьев неглубокие воронки примерно метр в диаметре. Каждое утро Антье обходит сад и огород, осматривает чуть ли не все растения. Такая дотошность останется у голландцев и в будущем. На судах под их флагом у каждого члена экипажа, кроме старшего комсостава, есть дополнительные обязанности. Допустим, второй помощник капитана должен каждый день смазать все палубные механизмы и винтовые запоры. Голландский капитан обязательно проследит, чтобы эти обязанности были выполнены. Русский капитан обязательно проследит, чтобы это было сделано перед заходом в голландский порт, куда могут заявиться проверяющие от судовладельца.

Я прижился в трактире. Хозяева воспринимают меня почти, как дальнего родственника. Я даже стал целоваться по утрам с Антье. До Петера Наактгеборена пока не докатился. Поскольку я плачу исправно, весла вернулись в угол у входной двери. Я иногда езжу на лодке на охоту. Стреляю из лука уток и гусей, пополняю рацион свежим мясом. Петер Наактгеборен кормит меня солониной или копченостями. При этом он уверен, что действует во благо мне. Ведь свежее мясо такое дорогое!

Я чмокаю Антье в румяную упругую щеку, здороваюсь с ее мужем и сажусь за стол завтракать. Мне подают яичницу из полудюжины яиц с ливерной колбасой, гентской, по заверению трактирщика. Она была длиной не меньше метра, но мне досталась четверть. Само собой, был и сыр. Запивал я собственным вином. Петер Наактгеборен не возражал. Я был единственным постояльцем до прошлой ночи. Вчера в трактир набились приезжие из других городов провинции. В полпервого пополудни забили все городские колокола, извещая о начале весенней ярмарки, которая будет продолжаться две недели. Колокольный звон продолжался полчаса. Сегодня и завтра в городе выходные дни, чтобы горожане затарились на полгода, до осенней ярмарки. Остальные постояльцы уже позавтракали и ушли продавать или покупать. Трактирщик с женой тоже ждут, когда я доем, чтобы отправиться на центральную городскую площадь за покупками.

— На ярмарке будут соревноваться лучники. Победитель получит бочонок пива, — рассказал мне Петер Наактгеборен, убирая грязную посуду. Поскольку я возвращаюсь с охоты с добычей, трактирщик сделал вывод, что стрелять из лука умею. Однако лучше голландцем никто ничего не умеет делать, поэтому предупреждает: — Выиграть приз будет трудно. Соберутся лучшие стрелки со всех Нидерландов.

— Что ж, поучусь у них, — смирено произношу я, допивая вино из оловянной кружки емкостью граммов триста.