— Держи его, как можно дальше от себя, всегда перемещай руку и баклер так, будто они одно целое, и обязательно поворачивай поверхностью к противнику, чтобы щит закрывал всю руку, — проинструктировал меня Сорлеоне ди Негро.
Несмотря на отсутствие опыта с таким маленьким щитом, у меня получалось лучше, чем у итальянца. Видимо, сказывалось то, что опыта сражений со щитом, пусть и другого размера, у меня больше. Как и с кинжалом в левой руке. Я даже показал ему, как сражаться с кинжалом в правой руке, а рапирой в левой. Итальянец так не умел, поэтому свел проверку в этих двух поединках к минимуму. А вот использовать сара (плащом) не умел я.
— Берешь его за капюшон и вот так, — сделал он резкие круговые движения, — обматываешь дважды вокруг левого предплечья. Часть, не меньше половины короткого плаща, должна висеть свободно.
Наматывание плаща напомнило, как в бытность курсантом использовал ремень от формы. Ударом двух рук по ремню расстегивал его, левой хватал возле большой и тяжелой бляхи, иногда дополнительно залитой свинцом, а правой резко бил по свисающему ремню. Нижний его конец обматывался вокруг запястья и захлестывался, поэтому вырвать ремень было практически невозможно. При хорошем размахе бляха набирала такую скорость, что мало не казалось. Помню, в Алупке, когда я был там на практике, нарвались на меня двое верзил. Первый получил бляхой в лоб и опустился на пятую точку. Второй успел закрыться рукой. Бляха попала рубцом и рассекла кожу, потекла кровь. Оба нападавших сразу ретировались.
— Сара ты можешь остановить удар, защититься от укола, запутать острие. Главное — никогда не ставь вперед ногу с той же стороны, что и плащ. Он перестает быть защитой, если за ним твое тело, — проинструктировал Сорлеоне ди Негро.
С сара он работал намного лучше меня.
Убедившись в этом, итальянец сделал вывод:
— Тебе есть, чему учиться. Так что приходи завтра в это же время.
О том, что и ему есть, чему учиться, он скромно помолчал.
Зато наблюдавший за нами Ян ван Баерле сделал правильный вывод.
Выйдя из тренировочного зала вместе со мной, он спросил:
— Сеньор не согласится позаниматься со мной? Я буду платить вам столько же, сколько и Сорлеоне ди Негро.
— Он лучше меня владеет рапирой, — признался я.
— Если я достигну вашего уровня, мне и этого хватит! — восхищенно произнес юноша. — И потом, я не понимаю его объяснений, а вы показали — и всё сразу стало ясно.
Я решил, что деньги не помешают. Компенсирую расходы на итальянского мастера фехтования. Мы договорились, что встретимся на следующий день дома у юноши.
9
Ян ван Баерле жил с матерью Маргаритой, старшей сестрой Моник и служанкой Энн вдали от реки, рядом с городскими воротами, которые называли Гаудскими, поскольку от них начиналась дорога к городу Гауда. Типичный голландский двухэтажный дом с высокой крышей и узким фасадом, разве что сложен из камня и на первом этаже гостиная и кухня, а не мастерская или торговая лавка. Пол выложен каменными плитами, черными и белыми, в шахматном порядке, и не усыпан свежей травой. То ли трава вышла из моды, то ли не ждали гостей. Стены гостиной обиты синей материей с красными цветочками, местами изрядно подпорченной молью. На стене над камином, из которого исходил запах перегоревшего торфа и окалины, висел герб семьи — желтое поле с черной горизонтальной полосой в нижней половине. На полках буфета много стеклянной и бронзовой посуды. Стол застелен длинной темно-синей скатертью. Стулья с высокими спинками и кожаными сиденьями. Возле узкого окна из одинаковых кусочков желтоватого стекла стоял второй стол, поменьше, и рядом с ним табурет с сиденьем, обтянутым темно-синим бархатом. На этом столе лежал прямоугольный ящик с приделанными сбоку клавишами. Это верджинел — клавишно-струнный щипковый инструмент, прадед фортепиано. Внутри ящика одинарные струны, расположенные по диагонали, слева направо. Звучит глуше, мягче, чем фортепиано. Я подумал, что если бы грохнул в прошлую эпоху или раньше создателя этого инструмента, то мне в двадцатом веке не пришлось бы четыре года мучиться в музыкальной школе. Впрочем, амбиции матерей такие мелкие препятствия не останавливают. Наверняка учился бы играть на баяне или скрипке — не знаю, что хуже.
В доме семейства Баерле чистенько, ухожено, но все равно чувствовался упадок. Юноша рассказал мне, что он — сын дворянина, служившего Вильгельму, князю Оранскому, и недавно погибшего в сражении с испанцами. Как я догадался, юноша учился фехтованию, чтобы отомстить испанцам. Поэтому и выбрал учителя-итальянца. При этом его семья оставалась католиками. Жили они на доход от сдаваемых в аренду земель на территории Утрехтского епископства — приданого Маргариты ван Баерле. Судя по всему, доход этот весьма скромен, и уроки фехтования семье явно не по карману.