Морские гезы

Иол получился славным судном. Руля слушается хорошо. При свежем попутном ветре с грузом сыра он разогнался до шестнадцати узлов. Впрочем, попутным ветер был не долго. К обеду он подутих и зашел по часовой стрелке, сменившись на южный. Теперь мы шли курсом галфвинд со скоростью семь-восемь узлов. Поскольку переход намечался короткий, я менялся с Маартеном Гигенгаком через два часа. Сменившись, не уходил с кокпита, сидел на откидной скамье на левом борту, чтобы уменьшить крен на правый. Кокпит переводится, как петушиная яма. На парусных судах так будут называть самое кормовое помещение на самой нижней палубе — самое гиблое место, где селили мичманов. Видимо, молодые парни часто выясняли отношения, за что место боев и получило название. Хотя есть и другие варианты.

Я учил своего матроса определять, как работают парусами. На них нашиты колдунчики — пряди. Если парус работает правильно, колдунчики находятся в горизонтальном положении, перпендикулярно плоскости паруса. Если нет, тогда все сложнее. Мы подняли четыре паруса: грот, бизань и два стакселя. С маленького судна море кажется другим. Вода вот она, рядом. Если перейти на правый борт, то, постаравшись, можно побултыхать в ней рукой или ногой. Волна низкая, не захлестывает. Пока шли без происшествий. Повстречали несколько судов, но ни одно не напало на нас. Может быть, потому, что поняли, что не догонят.

Я спустился в каюту, отрезал четыре ломтя хлеба и сделал два сэндвича с сыром. Один круг гаудского обычного сыра я пустил на питание экипажа. Сыр желтоватый, с маленькими дырочками и приятным сливочным вкусом. Раз уж идем в порт Сэндвич, будем есть сэндвичи. От обычного бутерброда отличаются тем, что начинка располагается между двумя кусками хлеба. Подозревая, что придумали его в порту, в который мы идем. Маартен Гигенгак умолачивает свой раза в два быстрее меня. Аппетит у него будь здоров. Я тоже не жалуюсь на свой, особенно в море, на свежем воздухе и при интенсивных физических нагрузках, но этот парень, как мне кажется, готов постоянно есть не только во время бодрствования, но и во сне. В благодарность за хорошую кормежку он готов стоять на руле, не сменяясь. Его удивляет, что я меняю точно по часам, с последними, так сказать, песчинками.

Перед самым заходом солнца мы увидели светлые клифы английского берега. Клиф — это обрывистый берег, образованный прибоем, который постепенно смещается вглубь острова. По идее, через несколько тысяч лет остров Британия должен исчезнуть. Впрочем, я читал, что индийские ясновидцы предсказывали, что низменные части море затопит раньше, превратив большой остров в несколько маленьких.

До темноты подошли к берегу и встали на якорь. Сэндвич стоит милях в трех выше по течению реки Стаур. Я не рискнул идти туда в темноте. Заодно решил проверить, как держит якорь. Заканчивался прилив. Он здесь высотой два-три метра и скоростью около двух узлов. И то, и другое может сильно измениться в зависимости от фазы Луны, атмосферного давления, направления и силы ветра. Как мне рассказали, время от времени особенно высокие приливы подтапливают прибережные города. Якорь держал хорошо. Если при отливе поползет, это не страшно.

Стояли мы в виду города Рамсгит. Он расположен в устье реки Стаур. Сейчас Рамсгит вместе с Сэндвичем входит в союз Пяти портов, который был образован еще до Вильгельма Завоевателя. На эти порты возлагалась защита королевства от нападений с моря, за что они имели значительные привилегии. Теперь портов в союзе стало в три раза больше, а привилегии исчезли, потому что был образован королевский флот. Я оставил Маартена Гигенгака, снабдив его едой, дремать в кокпите и следить за обстановкой, а сам спустился в каюту. Она тесная. Двоим здесь не развернуться. Один должен или выйти, или лечь на койку. Она узкая и с высоким бортиком, чтобы не выпасть при качке. Заснул я с мыслью, что опять в море.

Маартен Гигенгак разбудил меня в начале прилива. Уже начало светать. Можно было различить светлый клиф на фоне серого берега. Дул легкий ветер, южный. Но сырой. Или мне так показалось спросонья после теплой каюты. Небольшая масляная лампа, подвешенная к подволоку, за ночь неплохо нагрела помещение. Мы позавтракали копченым окороком и сыром, запивая одинарным пивом. От вина мой матрос быстро пьянел и становился слишком рисковым парнем, поэтому я убрал этот напиток из рациона.

— Выбирай якорь, — приказал я матросу.

Брашпиля на иоле нет, а вместо якорной цепи пеньковый, просмоленный канат. Маартен Гигенгак выбирает его и складывает колышками в канатный ящик. Звякает якорь, ударившись о борт судна.

— Якорь чист! — докладывает матрос, как я его научил.