— До меня дошел слух, что нашему королю нужны английские чугунные пушки, что он платит по сто флоринов за шестифунтовую и шестьдесят за трехфунтовую. Я привез по две, — сказал в заключение своего рассказа.
— Тебе все правильно сказали, — подтвердил Диего де Сарате. — Мы купим у тебя пушки после того, как испытаем их.
Поскольку он даже не заикнулся об откате, пушки испанцам нужны, видимо, позарез. У себя они никак не могут наладить литье таких. Местные мастера делать хорошие не умеют, а специалисты из Англии не хотят ехать в Испанию ни за какие деньги, боятся инквизиции. Это меня порадовало. Были сомнения, что действительность окажется не такой радужной, как мне рассказывали по поводу пушек в Роттердаме. Я бы, конечно, продал пушки роттердамским купцам, которым тоже надо чем-то вооружать свои корабли, но получил бы меньше. Прибыль не окупила бы риск. Проще заниматься продажей сыра и сукна.
— Как вы понимаете, у меня не было возможности проверить пушки, — предупредил я. — Продавец сказал, что испытывал их, что согласен взять назад, если окажутся плохими.
— Среди англичан много жуликов, за ними нужен глаз да глаз! — поделился жизненным наблюдением главный интендант.
То же самое англичане говорят об испанцах. По-моему, правы и те, и другие.
— Нам очень нужны пушки калибра двадцать четыре фунта, полуторные и даже двойные, — сообщил он.
Пушкой сейчас принято называть именно двадцатичетырехфунтовку (калибр сто пятьдесят миллиметров). Ядро в одиннадцать без малого килограмм пробивало на малой дистанции борт любого нынешнего корабля. Полуторная — это тридцать шесть фунтов, а двойная — сорок восемь. Двенадцатифунтовые назывались полупушками. Калибром менее двенадцати фунтов именовались фальконами или — совсем маленькие — фальконетами, и последнее название часто заменяло предыдущее. Впрочем, это была английская классификация, которая и приживется, а так в каждой стране были свои обозначения. В основном исходили из длины ствола в калибрах. Назову усредненные данные и наиболее часто встречающиеся названия: до десяти калибров — мортира, до пятнадцати — гаубица, до тридцати — пушка, более — кулеврина. Последняя из ручного оружия превратилась в пушку, но сохранила свое название из-за длинного ствола. Я буду придерживаться английской классификации.
— Купим в любом количестве, — добавил главный интендант.
— У меня слишком маленький корабль, чтобы возить большие пушки, — сообщил я. — Попробую полупушки (двенадцатифунтовки) достать. Сколько будете платить за них?
— По две сотни золотых за каждую, — ответил Диего де Сарате.
Двенадцатифунтовая пушка весит немного более тонны. Три будут на пределе возможности иола, но рискнуть стоит. С погрузкой, как выяснилось, проблем нет. Ночью, когда жители славного города Сэндвича легли спать, а ночной дозор не собирался выходить за пределы городских стен, на пристани в пригороде иммигранты из Нидерландов с помощью грузовой стрелы и при свете масляных фонарей, быстро и безопасно опустили в трюм пушки, цепляя их парами. На то, чтобы закидать их сверху кусками необработанного сукна, забив трюм до отказа, ушло больше времени. Можно будет платить пошлину за сукно, чтобы таможенный чиновник не задавал глупые вопросы, и не брать его. Все равно никто не проверяет иол, а выгода от сукна мизерная, несоизмеримая с хлопотами. Если буду покупать двенадцатифунтовые пушки по сотне флоринов или даже по сто двадцать, то выгоднее возить по три таких, чем четыре шестифунтовки и одну трехфунтовку, примерно равные им по весу.
Главный интендант понял мое молчание по-своему и повысил цену:
— По двести двадцать.
— Договорились! — радостно произнес я. — В следующий раз привезу маленькие и договорюсь на счет больших.
— Если привезешь десять дюжин двенадцатифунтовых пушек, получишь пожизненную ренту в двести двадцать флоринов годовых, — пообещал он.
— Десять дюжин я буду возить до конца жизни! — произнес я шутливо.
— Хорошо, восемь дюжин пушек и двести флоринов ренты, — уменьшил он. — Договорились?
— Постараюсь! — заверил я. — Надеюсь, англичане не помешают нашей сделке.
— Да уж, постарайся не попасться им! — произнес иронично Диего де Сарате. — Иначе будешь висеть у городских ворот, и тебе будет безразлично, открыты они или нет.
Я хихиканьем отреагировав на его шутку, иначе бы меня сочли слишком тупым.
Пушки проверили прямо на пристани, забив в них двойной заряд пороха. Проделали это солдаты-артиллеристы, итальянцы, под присмотром испанского офицера, молодого человека лет двадцати с такими же усиками и «плевком» на подбородке, как у Диего де Сарате. Не удивлюсь, если окажется, что он родственник важного чиновника. У испанцев считается хорошим тоном проталкивать своих на теплые места, невзирая на деловые способности родственника. Все орудия выдержали экзамен, после чего их увезли в неизвестном направлении, а один из клерков главного интенданта отсчитал мне триста двадцать золотых монет.