Морские КОТики. Крысобои не писают в тапки!

И, словно вторя его мыслям, по палубе поплыла нежная мелодия. Кто-то затейливо играл на свирели. Эти переливчатые звуки трудно спутать с чем-то другим. Как заворожённый, Рыжик побежал на зов. Звуки доносились из каюты где-то на этой же палубе, но все двери были закрыты… Определить источник звука оказалось легко, но как же посмотреть, что там происходит? Коту-трюкачу нипочём препятствия! Он вспрыгнул на трубу, проходившую между иллюминатором и дверью, и, осторожно уцепившись за неё, взглянул в окошко.

Увиденное буквально ослепило его. В каюте под аккомпанемент «двуногой» танцевала эта прекрасная незнакомка, сведшая с ума всех представителей мужского пола на корабле, — Афина! Рыжик, не отрываясь, наблюдал за грациозными и изящными прыжками, взмахами лап, изгибами стройного поджарого кошачьего тела. Афина как будто взлетала, порхала, как птичка, по каюте, музыка словно подхватывала кошечку и несла её за собой по волнам, а корабельное покачивание добавляло ощущение полета. Воздушная, невесомая кошечка и такая же музыка! Рыжик не мог заставить себя отвести взгляд. Это был балет, настоящий кошачий балет, высокое искусство!

Рыжик буквально замер в неудобной позе у иллюминатора. На глазах выступили слёзы от восхищения и преклонения перед настоящим талантом. Он смахнул их лапой, но музыка уже затихла, а Афина грациозно вспрыгнула на койку своей «двуногой» и удобно устроилась там, отдыхая. Бросив на каюту прощальный взгляд, Рыжик слез со своего наблюдательного пункта. У него было такое ощущение, словно он увидел какое-то таинство, не предназначенное для таких простых котов, как он.

Глава десятая, в которой Сиринга рождает Вселенную

В который раз Афина изогнулась, как связка сосисок, и многозначительно сверкнула глазами. В приоткрытой пасти сверкнули, как зубчики серебряной вилки, её резцы. На этот раз получилось идеально. Фотини закончила игру на свирели и убрала её в футляр.

Сегодня они репетировали особенно долго. Сначала «рождение хаоса» никак не удавалось передать сразу изящным и дерзким. И снова и снова извлекала упорная «двуногая» тонкие трели из драгоценной дудочки. Опять и опять Афина совершала скачки «лягушечкой», проползки «ужиком», кувырки «ёжиком», прыжки «заинькой» и стойки «петушком» — так её артистические движения прозвали мелкие детёныши «двуногих».

Пожалуй, с таким номером они в силах победить на фестивале. Там они изменят не только своё будущее, но и весь мир!

Волшебная всё-таки дудочка. Как её «двуногая» могла столько лет жить рядом с ней и не знать о том, какое сокровище лежит у неё на чердаке среди прочего хлама непонятного назначения, который, впрочем, следует тоже изучить повнимательнее — мало ли какие редкости таятся в застёгнутых чемоданах, коробках, сундучках и тубусах? Неужели она настолько была увлечена своей собственной печалью, что и думать забыла, кем был её дед — археолог с мировым именем, великий Константинос Христопулос, страстный исследователь греческих эпосов? Эту самую дудочку он нашёл на развалинах древнего театра, где выступал сам Еврипид. Ритуальная свирель, на которой — а всё указывает именно на это — играл сам Пан ещё до того, как его обманул Аполлон! Вот ведь потешный был чудак — вроде и «двуногий», а на лапах копыта! Настоящие, как у деревенских козликов. А ещё эти рожки! Но даже они не помешали Афине испытать к нему некоторое уважение и сочувствие. Мать Пана бросила его за то, что «двукопытец» родился, прямо скажем, не красавцем — одной бороды уже было достаточно для того, чтобы напугать кого угодно, а тут ещё эти ороговевшие пятки и рога! А отец Пана отнёс его в горы. Богов тех времён таким не удивишь, впрочем, полюбили они его не только за особенности внешнего вида, но и за душевное тепло и задор, с которыми крошка Пан развлекал всех жителей Олимпа. Однако, знатно повеселившись и развеяв всем и всякому тревоги праздностью, Пан очень сердился, если его тревожили во время отдыха, и мог наслать на неосторожного визитера панический страх или даже паралич. И будь ты нимфа или сатир, что вчера лихо отплясывали под дудку Пана «Яблочко» и «Джигу», — разбудив его, ты превращался в печёночную котлету с разумом застрявшего в мышеловке хомяка. Афина даже думала, что сиеста — отдых в жаркий знойный полдень — есть не что иное, как наследие Пана. Время, когда никто не выполняет шумных и тяжёлых работ, а просто позволяет себе отдохнуть. Когда спят леса, поля и города под палящим солнцем, а жители их укрываются в тени или у воды.