Морские КОТики. Крысобои не писают в тапки!

Элефант смотрел во все глаза. Перед его взором проносились сказочные картинки. Вот суровые волосатые боги создают мир. Вот возносится к небу исполинское древо. Вот мучается на нём один из богов. А после всем котам дарует мудрость. Вот среди елей и сосен колесница — то богиня Фрейя объезжает свои владения, свой Фолькванг. А мчат изящную повозку две огромные кошки. Как же они любят эту «двуногую»! А вот коварный и умный Локи бьётся со змеем. Ишь ты, морским! Ёрмунгандом его зовут. Он превращает здоровенного гада в кота! А здоровяк Тор силится поднять этого котика, да ничего не выходит. Эй, не надорвись смотри! А вот средь северных лесов рыщет гулон. Мать его была львица, а папаша — гиена вонючая. Зол зверь, рвёт всех в клочья. С таким лучше не сталкиваться. А вот татцельвурм — котодракон. Топочет мягкими лапками. Шипит и мяучит. Но с таким можно подружиться. Сердце чует, а оно врать не станет.

Одна за другой проносились легенды перед глазами Элефанта. Генрих много их читал и частенько вслух делился самыми лучшими местами со своим котом. Надо же, на какое волшебство способна память! Рассказать бы Генриху… Но тут мелькнули страшные картины последних дней мира. Рагнарёк, будь он неладен! Музыка стала тревожной. И вот уже плывут враги из загробного мира на корабле из ногтей мертвецов…

Элефант испуганно тряхнул головой, и наваждение мгновенно испарилось. Теперь он видел лишь то, что есть на самом деле. А была милая, очень милая кошечка. Настоящая красавица, полная изящества и грации. «Ей нужен защитник, — подумал вдруг Элефант. — Кто-то, кто сможет уберечь её от всех неприятностей этого мира. Кто не пожалеет ничего, даже собственной жизни. И кто сможет подарить ей ласку. От самого сердца! Афина… Божественное имя!» И тут же устыдился собственных мыслей. Здесь не то, что с Лучианой. Они не коллеги, нет, но всё равно нельзя! Нельзя лишаться разума! Нельзя забывать о долге! Солдат обязан воевать. До победного конца. Во имя Генриха!

Глава двенадцатая, в которой размышления снова ни к чему не приводят

Если бы какому-нибудь «двуногому» был дарован талант читать кошачьи мысли, то, заглянув, хотя бы мельком, в мысли морского котика Рона, тот точно вспомнил бы расхожее у «двуногих» выражение про чертей и омут. А коты и кошки без всякой телепатии понимали, что к чему, просто заглянув в его глубокие изумрудные глаза и увидев на их дне пляшущие огненные искорки. Даже рваные в бесконечных боях уши, угрюмость и немногословность этого мрачного кота не могли испортить впечатление от его благородной осанки.

Обычно за его молчанием скрывались либо философские раздумья, либо воспоминания о его жизни до того, как он оказался на «Агиа Елени». Но воспоминания тоже наталкивали на нерешённые вопросы его кошачьего бытия.

«Кто я на самом деле? Когда вспоминаю прошлое, всё, что я вижу, это бесконечные поединки, оскаленные крысиные морды и кровь. Я — «маусхантер», от кончика носа до кончика моего прокусанного хвоста. Но ради чего? Ради «двуногих» с их глупой привычкой хранить еды во много раз больше, чем можно съесть? Ради того, чтобы защищать существа, которые глупее месячного котенка? Как можно служить таким? Как можно вообще кому-то служить? Получается, он не лучше какой-нибудь безмозглой собаки».

Хотя вот его «двуногий» служил другим всю жизнь, а он точно был поумнее любой собаки, да и многих «двуногих» тоже. И крыс не боялся. Он служил в военном сопровождении морских грузов. Частенько, когда заканчивалась вахта, Рон и «двуногий» вылезали на верхнюю палубу — нюхать свежий солёный ветер, морщить носы и жмурить глаза на заходящее солнце. Моряк курил свою трубку, осторожно гладил кота между ушей и задумчиво говорил:

— Вот всё моё богатство — солёное море да синее небо, и ты ещё, крысолов ушастый. Таким, как мы, ничего другого и не надо. На суше нас никто не ждёт. А пока не перевелись мыши в трюме и табачок у меня в кисете, лучшего дома, чем эта посудина, нам не сыскать.

Рон смотрел на «двуногого» и кошачьим своим чутьём безошибочно чувствовал тоску, которую тот прятал от всех и даже от самого себя. Это вызывало у него тяжёлые и сложные мысли, не свойственные котам:

«Вот моряк, очень умный, для «двуногого», конечно, а тоскует целыми днями, потому что не знает, что от своей «двуногой» жизни хочет получить. А я? Что у меня есть и что мне нужно? Кошки? Блестящий ошейник и миска, всегда полная корма, мягкая подстилка?» — Рон даже презрительно фыркнул от такой мысли. Нет, за это всё он не даст и селёдочного хвостика. Уж лучше самый мокрый шторм, чем такое унижение для свободного кота!

Вместе с «двуногим» они плавали по всему миру, охраняя различные грузы. Доводилось конвоировать и всякие военные железяки, пахнущие едким порохом и машинным маслом, и медикаменты, к которым лучше вообще близко не подходить, если не хочешь чихать весь вечер от сводящих с ума запахов.