— Храбрый кот помогал мне продумывать самые сложные операции и выручал в сложных ситуациях, — говаривал Жак своим сообщникам. — Как я уйду без него?
Они вместе устроились на корабль. «Двуногий» — младший матросом, а кот — «маусхантером». Это было довольно спокойное и сытное время. Небольшое грузовое судёнышко не привлекало внимания пиратов и неспешно двигалось по заданному маршруту: Алжир — Тунис — Триполи — Каир и обратно. Но однажды ночью прохладные воды Средиземного моря вновь приняли кота в свои объятия. Кто-то что-то сказал, кто-то кого-то узнал, и на палубе началась жуткая заваруха. Миллион евро — достаточная цена, чтобы лучшие друзья открыли охоту, что уж говорить о полунищих ливийских моряках. Спасла компаньонов банальная жадность. Пока матросы избавлялись от конкурентов, Пуля и Маршал уже плыли в темноте в неизвестность. Им снова повезло. Уже утром вдали показался берег Алжира. Там они поступили во французский легион. На войне, как известно, имён не спрашивают, поэтому страх преследования немного отошёл. Потянулись будни, наполненные по́том, чужой кровью, порохом и опасностью. Но это был чудесный запах! Маршал ни на что не променял бы эти дни. Жак Касьон словно заново родился, с какой-то радостной бесшабашностью бросался в бой и всегда возвращался невредимым.
Но однажды его принесли на носилках. Без головы. Мина, мышь её загрызи! Он подорвался на мине, и Маршал остался один.
Буквально в этот же страшный день на базе французского легиона взорвался фугас, выпущенный прямо из-под стен укрепления мусульманским смертником. Этот снаряд упал в пустующий на тот момент склад, и жертв удалось избежать. Но на следующий день атаку повторили, и дальше, как в дурацком, но совсем не смешном фильме, террористы лезли и лезли каждый день, преподнося новые сюрпризы, причём все более и более кровавые. Мусульмане будто обезумели — хорошо снаряжённые боевики устраивали засады и поливали минометным огнем отряды легиона, толпы грязно одетых людей штурмовали стены базы, практически каждую неделю гремели взрывы. Лазареты не справлялись с наплывом раненых, убитых не успевали хоронить. В этой кутерьме не было времени даже для того, чтобы оплакать «двуногого».
Во время очередного налёта все разбежались кто куда. Маршал едва успел унести ноги. Не одну кошачью жизнь оставил он в том огненном аду. База была стерта с лица земли.
Просто чудом он сумел попутным караваном добраться до порта и устроился там морским котиком на один из военных кораблей Франции.
Маршал зажмурился, вспоминая, как всего за несколько лет он сумел стремительно взлететь по военной карьерной лестнице. Как из непримечательного новобранца превратился в прожжённого морского кота, которому не страшны никакие задачи. Он бывал и в горячих точках, охранял от пиратских крыс особо секретные правительственные разработки, дрался в портовых кабаках с матерыми прибрежными псами. За несколько лет ему удалось завоевать невероятный авторитет. Он нигде не задерживался надолго. Менял корабли и искал интересные задания и проекты. Сейчас он должен был бороздить просторы Атлантики, но в управлении перепутали бумаги, а выяснилось это только перед самой отправкой.
Маршал аж зарычал, как от зубной боли. Сухопутные крысы, а не кошки составляли эти табели!
«И угораздило меня вляпаться в самый дурацкий рейс из всех, которые можно было сочинить!» — ворчал про себя кот. Во-первых, большинство гражданских, которых они вели, должны были участвовать в каком-то дурацком театральном фестивале, поэтому все они были немного чокнутыми, даже со скидкой на «двуногость».
И сам корабль… Ха-ха! Эти болваны называют его кораблем! Любой морской котёнок скажет, что кораблями называются только военные плавсредства. А эта «Агиа» — судно! Раньше было грузовым, но из-за кризиса его слегка переделали, и вот уже вместо блеющих четвероногих баранов, горластых куриц и мешков зерна по палубе бродили «двуногие» бараны, курицы, и везде, где только можно, стояли когтеточки, которые у «двуногих» назывались шезлонгами. Груз тоже был, но он хранился в трюмах. И вот эта раздвоенность миссии вносила ужасную неразбериху в спокойную службу Маршала. Что уж говорить о других морских котиках, с менее устойчивой психикой, не считая Луча… И ещё эта порхающая над палубой дымка… эгейская кошка… такие изгибы не снились даже редакторам «Катстлера» — журнала для настоящих котов. Если бы эта кошка возникла в те годы, когда он бродил по лавандовым полям Прованса…
Маршал аж поперхнулся, сообразив, что думает о кошке, танцевавшей под флейту. Он зашипел и ударил себя лапой по морде… Но необыкновенное видение осталось где-то там, глубоко внутри. Маршал тряхнул головой, отгоняя его от себя. Кажется, на этот раз удалось.
— Стареешь, бродяга, — печально усмехнулся он в усы и бесшумно нырнул в прохладу трюма.
Глава четырнадцатая,
в которой в очередной раз становится понятно, от кого исходят все несчастья