Морские КОТики. Крысобои не писают в тапки!

Ричи во что бы то ни стало хотелось стать спасителем этой хрупкой талантливой эгейки. И, кажется, у него были реальные шансы не упасть мордой в лужу. Если он вернёт драгоценную её сердцу свирель, то сможет существенно вырасти в этих грустных, красиво очерченных глазах, и она тогда больше не будет смотреть на него невидящим взглядом, не выделяя из толпы. А для этого придётся постараться. Главное — не мешкать.

— Что вы можете понимать? Всё уже утратило всякий смысл. Эта свирель — все, ради чего я и моя «двуногая» жили в последнее время. Теперь абсолютно всё утрачено, ничего уже не исправишь. Разве вам под силу вернуть всё, как было? Как вы сможете бороться с несправедливостью Вселенной, которая решила отнять у меня цель, желание и средства существования? Впрочем, сделать ещё хуже вы вряд ли сможете, так что мне уже все равно.

— Не отчаивайтесь, прошу вас! Я думаю, что скоро ваша жизнь снова заиграет яркими красками!

Глава шестнадцатая, в которой необходим «сын ошибок трудных»

Афина ещё раз взглянула на своего потенциального спасителя, и в этом взгляде промелькнула борьба надежды и сомнения. Столько раз в своей жизни она разочаровывалась и обманывалась, прыгала, будто наивный котёнок за солнечным зайчиком надежды, но каждый раз пятнышко света ускользало, будто им управлял злой «двуногий», решивший позабавиться над наивной кошечкой. Но было ли чем рисковать в этот раз? К тому же она уже впустила этого неотёсанного кота, который считает себя сыщиком, в каюту. Первый шаг сделан, чего уж теперь, нужно решиться и сделать следующий.

— Ну что же, пожалуй, я доверюсь вам, — значительно потеплевшим тоном продолжила кошка, плавной походкой обходя вокруг Ричи, сидевшего на полу с важным видом, будто проверяла, сгодится ли он для такой непростой и, возможно, опасной работы. — Надеюсь, вы окажетесь джентльменом и не подведёте доверившуюся вам беззащитную кошку.

Она перевела взгляд на свою «двуногую». Фотини прекратила свои отчаянные суматошные поиски и теперь сидела без движения на узкой корабельной койке, бессмысленно вперив взгляд в приоткрытый иллюминатор.

— Зря мы едем, Афина… Без музыки наш номер — это уже не номер. А я ведь музыкант не настоящий, больше ни на чём сыграть не смогу…

Нет, этот черношёрстный умник не должен их подвести, «двуногая» просто не переживёт, если дудочка не вернётся к ней до выступления, подумала Афина и бросила на Ричи один из своих самых сногсшибательных взглядов, в котором сочетались робкая уязвимость, загадочность и обольстительная искорка.

Ричи почувствовал, что в носу у него защекотало, а мягкие подушечки лап стали влажными. Кроме того, в каюте неожиданно стало жарко и душно. Чтобы скрыть смущение, он обратился к кошке самым серьёзным и деловитым тоном, на какой только был способен:

— Нам нельзя терять ни минуты, преступник может успеть замести следы. Нужно немедленно приступить к допросу потерпевшей, эээ… То есть вас. Лучше заняться этим на свежем воздухе, на палубе, где нас не смогут подслушать.

После этих слов котектив выскользнул из каюты, озираясь по сторонам в поисках злоумышленников и увлекая за собой очаровательную потерпевшую.

Над «Агиа Елени», стремительно скользившей по волнам по направлению к Лимассолу, медленно собирался закат. Солнце, приближаясь к горизонту, окрашивало редкие облака в нежнейший цвет свежего лосося. Море всё слабее шлепало о борт солёными волнами, и воздух наполнялся обещанием вечерней прохлады. В этот дивный час, когда праздные «двуногие» пассажиры лениво прогуливались по палубам, фотографировали акварельный закат и поглядывали на часы в ожидании скорого ужина, два четвероногих пассажира — гибкая, изящная эгейская кошечка в сопровождении деловитого «черныша» — разместились на брезенте одной из запасных шлюпок, там, где ветер расторопно уносил в море малейшее мяуканье. Осмотревшись ещё раз, Ричи приступил наконец к своей котективной работе:

— Итак, первым делом мне нужно подробно узнать, что это за дудочка и почему она так важна? Что в ней такого особенного? Возможно, это поможет понять, что привлекло к ней похитителя.

Афина поскребла передней лапкой брезент, зажмурилась, глядя на заходящее солнце, и начала:

— Это свирель. Точнее — сиринга. Старинный и очень редкий инструмент. Он имеет особенный строй, это значит, что звуки, которые умеют извлекать из неё «двуногие», тоже особенные. Они заставляют людей плакать и смеяться и действуют даже на нас.

Ричи вспомнил магические звуки, которые привлекли его внимание тогда, в трюме, звуки, скребущие изнутри будто нежными коготками, наполняя кошачье сердце светлой прозрачной тоской, и только покачал головой.