Морские КОТики. Крысобои не писают в тапки!

— Как вы общаетесь с дамой! Кем бы вы ни были, потрудитесь соблюдать приличия! — раздался возмущённый возглас котектива.

Начался грандиозный мяв, котектив, Афина, Элефант и Маршал кричали, перебивая друг друга, а Рон наблюдал за ними, будто смотрел спектакль. Он слушал какофонию голосов, и в его голове она преобразовывалась, приобретала стройность. А дело между тем шло к драке. Рон знал: Элефант давно хочет померяться силами с Маршалом. В конце концов, власть всегда зиждется на каких-то двух элементах из четырёх необходимых. Недостижимый идеал — сила, знания, харизма, доброта. Что есть у Маршала? Знания и харизма. Что есть у Элефанта? Сила и… доброта? Может быть. Как легко порой принять доброту за слабость, слабость за глупость. Или наоборот. Причудливы игры восприятия.

Или вот Лучиана. Она точно добра. Но ведь и она бы вписалась в драку за Маршала против добродушного Элефанта. Как бы понять, что движет ею — нежное сердце или чувство благодарности. Кто знает, что творится мало того что в кошачьей, так ещё и женской душе? Все они загадочные. Неприступные, недостижимые. Чарующие загадки высшего творения.

Сам Рон далек от карьеризма. Все эти ненужные телодвижения, вся эта суета, нет в ней смысла. Безусловно, он мог бы быть лидером, но зачем? Разве обусловлены такие затраты энергии мизерным выхлопом сатисфакции? Конечно, нет. Усилия стоит прикладывать лишь для великого результата!

Но сейчас он не будет об этом думать, сейчас ему интересно, кто бы победил в этой драке.

Хотя, нет, неинтересно. Какая, в принципе, разница… Но какая же красивая эта эгейская кошка… Афина, да. Афинушка. А-ФИ-НА — лёгкий выдох, полустон, ветерок и мягкое касание шершавым языком зубов. Сладкое имя, божественное имя! Кстати, что там, интересно, у неё стряслось, что за форс-мажор? Она говорила о дудочке. Пропала? Неужто та самая дудочка, под которую она так танцевала? Так грациозно и одновременно величественно изгибалась, будто изображала в танце зарождение Вселенной. Ах, как сладко было бы принести ей эту дудочку! Подойти и положить к её ногам то, что ей так дорого. Чувствовать шкурой, чувствовать кончиками усов, как она рада. О, как сладко! Правда, у неё вон сколько помощников и поклонников, аж в драку лезут, так хотят выделиться. Не хватало ему ещё в эту позорную очередь становиться. Давно уже известно, к чему это может привести. Попросят — поможет. Хотя было бы здорово самому себя проявить, и всё-таки, и вдруг, о чудо! Принести ей… о нет, это всё глупые наивные мечты, лучше и не пытаться. Известно, чем всё это кончится. Вот это-то заранее известно и уж точно не стоит усилий.

Глава девятнадцатая, в которой не кот оказывается в ведре, а ведро на коте

— Алле-ап! Прыгай, твою шерстяную душу, прямёхонько в ведро! Что же, гатос му, за наказание такое! Я его уже два часа держу, еле дышу! Рыжик-сан! С котопультой у нас ничего не вышло, высоты ты испугался. Но тут-то, тут-то! Два аршина всего! Ты что, хочешь на празднике Посейдона опозориться? Але-ап!

«Двуногий» потел, кряхтел и еле удерживал на голове ведро с водой.

«Да чтоб твое хвалёное крепленое в воду превратилось!» — ругнулся про себя Рыжик.

— Ай да Галкин, не Галкин, а просто Растудалкин какой-то! — пробормотал краснеющий от усилий и радости старик. — Какой же яркий номер я придумал! Рыжик, ну ты же любишь, когда все рукоплещут, плещись же и ты! Не номер, а вишенка на торте!

«Мышинка на корте», — передразнил его про себя Рыжик. Вот что его ждёт — он должен в это самое ведро с водищей бултыхнуться, да как можно унизительней, чтобы толпа восторженно взвизгнула, а к нему бы прилипло какое-нибудь неприличное прозвище, самой «мокрой киски» на шлюпке, например. Впрочем, кот и сам уже давно привык к своей роли клоуна в любом приличном и неприличном обществе. Придётся всё же жить по морским законам, съесть фунт лиха с морским чертом и с Галкиным.

Нельзя сказать, что номер с ведром был первым, который они сегодня репетировали. До этого была ещё и «гениальная» реприза со скотчем. Когда Галкин притащил рулон проклятой липучки, кот даже и не предполагал, что за фокусы он задумал.

Не успел Галкин приклеить скотч рыжему на правый бок, как что-то неведомое вдруг стало уносить кота влево, что-то словно неудержимо толкало его, и Рыжик думал, что больше не сможет по своей воле повернуть направо. Не тут-то было! Едва ему удалось избавиться от проклятой ерунды, как «двуногий», хохоча, приклеил следующую полосу липучки ему на левый бок. Рыжик тут же стал крениться вправо. Да что это такое!!! Он с яростью оторвал от себя скотч вместе с клоками шерсти. Тогда Галкин приклеил небольшой кусочек ему на лоб.