— С каютами проблем не будет, но вот в технические помещения вход строго воспрещён. — Лучиана строго поджала губы и недовольно махнула хвостом.
— Всем, кроме экипажа, — подмигнул Ричи. — Похищена ценная вещь, и, скорее всего, её не выкинули за борт, а спрятали где-нибудь подальше от глаз.
«Вот прохвост, а изображал такого стесняшку, — подумала морская кошка. — С другой стороны, если он задумал что-то недоброе, мне лучше участвовать в этом расследовании, чтобы присмотреть за чёрным смутьяном».
— Ну, что же, я согласна, только всё должно проходить под моим бдительным присмотром.
Горделивый вид Лучианы ясно показывал, что спорить с профессиональным «маусхантером» бесполезно. Не только котективы имеют свою гордость, свои должностные обязанности и хитрые права, но и «маусхантеры» не лыком шиты. Они — основа безопасности корабля, и слово «маусхантера» важнее слов каких-то отдельных пассажиров.
— Договорились, — вздохнул Ричард.
— А каюта Рыжика — вот она, — указала Лучиана хвостом на дверь, из которой только что облили бойцов.
Глава двадцать вторая,
в которой кот поёт соловьём
Перед тем как юркнуть вслед за гладким хвостиком Лучианы в открытый иллюминатор, Ричи обернулся к Афине, изготовившейся последовать вслед за остальными в каюту, и мяукнул официальным тоном:
— Простите, но вам, как потерпевшей, лучше подождать снаружи.
Афина вопросительно подняла ушки, и на её мордочке появилось выражение обиды. Ещё бы! Дудочка принадлежит ей и её «двуногой», и нате вам — не пускают посмотреть самое интересное, а вместо неё берут эту крысоедку! Но Ричи, заметив недовольство, поспешно добавил, уже гораздо более мягко:
— Ну вы же понимаете, это вопрос котективной этики. Кроме того, допрос придётся проводить крайне аккуратно, чтобы не выдать себя раньше времени. Лучше доверить это профессионалам.
И, оставив недоумевающую кошку сидеть на палубе, он прыгнул в иллюминатор, не так, правда, грациозно, как Лучиана, но всё же сохранив достоинство.
Внутри маленькой каюты третьего класса стоял запах валерьянки и спиртного. Среди немногочисленных вещей пассажира везде был разбросан различный цирковой и театральный реквизит, а в углу разместилась небольшая армия пустых бутылок. Это, как прекрасно было известно Ричи, являлось у «двуногих» признаком длительного творческого поиска.
Около кресла копошился сам Галкин. С его фрака капала красная жидкость, и Ричи потянул носом — слабый запах шёл из бутылки, к которой «двуногий» без остановки прикладывался. Да, похоже, что шут предпочитает вливать вино в себя без остатка.
Горе-артист резко отшвырнул в сторону пустую бутыль. Та со звоном врезалась в ножку стола — Ричи аж подскочил от неожиданности. А Галкин, не открывая глаз, нащупал у кресла вторую бутылку, сноровисто вышиб из неё пробку и снова начал вливать в себя содержимое.
Рядом с ним возлежал на боку и его спутник. Рыжик меланхолично лакал валерьянку из блюдца, не отрывая голову от ковра. «Как два птенца из одного гнезда! — снисходительно подумал котектив. — Да он даже по лестнице не смог бы забраться в иллюминатор. Определённо, я порой бываю излишне дотошным!» Снова зазвенело стекло — это из руки Галкина вывалилась пустая бутылка. «Это ж сколько? Полтора литра вина за десять минут? Ого, да ему нужно состязаться не в изящных искусствах, а среди винопийц!»
Наконец «двуногий» подошёл к своему коту со злополучным ведром, из которого недавно облил Маршала и Элефанта, и ловко посадил в него рыжего, сопровождая свои манипуляции неразборчивым, но явно довольным бормотанием. Наконец повернулся, держа в руках странное приспособление — швабру, на кончике которой балансировало ведро. Это было нелепо уже само по себе, но, для ещё большей глупости в ведре, свернувшись, как кольцо краковской колбасы, лежал толстый рыжий кот! Лучиана и Ричи мгновенно спрятались за большим обшарпанным чемоданом, лежащим на полке, и продолжили наблюдать, удивлённо переглядываясь — что за ерундой занимается этот «двуногий»?
Странный пассажир тем временем медленно поставил швабру себе на лоб и, дрожа тонкими ногами, краснея лицом, выпрямился, поднимая ведро со спрятанным в нём котом, к самому потолку каюты. Он просиял довольной улыбкой и раскинул руки в цирковом жесте, при этом рукава его нелепо сидящего концертного фрака задрались, а слишком широкие полосатые штаны поползли вверх, открывая стоптанные ботинки, обутые на босу ногу.