Морские КОТики. Крысобои не писают в тапки!

— Глупа! — фыркнула Лучиана. — Но выступаете-то вы для нее. И оценивает ваше выступление в конечном итоге именно эта невежественная толпа. И вы, между прочим, у этой толпы сегодня получили не слишком хорошие оценки. А твой Галкин, если продолжит пить в том же темпе, на празднике Посейдона даже до сцены дойти не сможет, а если и сможет, то вас опять зашикают и выгонят пинками. А о Кипрском фестивале даже и говорить нечего!

— Что же поделать, таков удел любого, кто выбрал путь служения музам. Сперва толпа освистывает тебя, а потом плачет над твоим трагическим номером, сначала глумится, а потом осыпает розами. Учи толпу, полюби её, отдай ей свою жизнь без остатка, и она полюбит тебя в ответ. А если очень сильно полюбит, то, может быть, даже распнёт, как бога «двуногих», — насмешливо посмотрел на неё Рыжик.

Ричи и Лучиана переглянулись. «Да, этот рыжий кот такой же ненормальный, как и его «двуногий», — читалось во взгляде обоих. «Ладно, хватит разговоров об искусстве, пора заняться расследованием, пока старый пройдоха окончательно не запудрил им мозги своей клоунской философией, — решил Ричи. — Пора запустить лапку в аквариум и попробовать выловить рыбку».

— Но пока что приходится признать, что в вашей карьере наступила чёрная полоса. Вы не думали каким-то образом освежить ваше шоу? Может быть, нужно добавить пару новых музыкальных номеров? Чтобы «двуногий» пел или… может, играл на чём-то? — сказал он и замолчал, внимательно следя, как прореагирует Рыжик на его слова. Если это толстый паяц украл свирель у Афины и её «двуногой», то он точно должен выдать себя, хоть движением хвоста, хоть дрожанием уса. Но рыжий кот отреагировал совсем уж странно. Он выпучил глаза, будто подавился рыбьей косточкой, издал странный шипящий звук и захихикал:

— Хе-хе-хе, ой! Чтобы пел! Галкин! Ну, вы шутник, mon ami! Вот за это нас точно дохлыми мышами закидают. Даже на празднике Посейдона. По правде сказать, мой «двуногий» из-за своего пения в цирковое училище и попал. Он же сначала пытался в театральный поступить, да только голос у него — как будто когтями по стеклу кто-то водит, и это при полном отсутствии музыкального слуха. Так у него на экзамене всё хорошо шло, пока до музыкальных номеров не доходило, как только рот откроет… С губной гармошкой то же самое, однажды его даже с лестницы спускали. Девять раз пытался поступить, сколько у кошки жизней, да только не вышло ничего. Потом его старичок какой-то пожалел, взял на цирковое, так и занимаемся с тех пор низким жанром, но на высоком уровне. Галкин у самого Куклачева учился, номера свои готовил. Но интриги, интриги, все таланту завидуют. Эх!.. Съели Галкина, как колбасное колечко. С тех пор и скитаемся вдвоём.

Ричи разочарованно потряс головой. Его котективное чутьё подсказывало, что Рыжик не врёт. Повисла тишина. Рыжий кот вздохнул ещё раз, почесал ухо, пытаясь вытряхнуть из головы печальные мысли, и продолжил уже другим тоном:

— А песни петь… Он не то что петь, он и говорит, сами слышали, как — шепелявит, чмокает, прыскает. Ему ведь челюсть в трёх местах сломали. Спицу вставляли. Он меня, котёнка маленького, безмозглого, у живодёров отбил. Сам тощий, как велосипед, а в драку полез. Ну, ему санитар из НИИ физиологии и врезал дубинкой. Как мне злиться на него? Он ведь совсем сдал в последнее время, с тех пор, как его самка умерла. Пропадёт он без меня, пропадёт! — Рыжик подполз к блюдечку, опустил морду в валерьянку и забулькал, как соловей. Потом, поднявшись с осоловелыми глазами, добавил: — Дудочка, может, нам и не помешала бы, да только играть некому.

Налакавшийся валерьянки оратор был готов выступать ещё долго. Но Ричи не дал ему такой возможности, он ловко вклинился в монолог Рыжика и сместил акцент на другую тему:

— Тем не менее толпа приветствует и представителей того искусства, которое идёт от ума, как вы это классифицируете. Взять хотя бы Фотини и Афину. Вы ведь видели их выступление?

— Видеть не видел, но слышал, — нехотя ответил Рыжик. — Дело в том, что нас с Галкиным это всё давно не интересует. Поймите, мы навсегда отошли от театра. Эти рамки, уродующие личность, ломающие самовыражение — нам было тесно внутри них. По-настоящему творческим личностям нечего делать в театре. Я не устану утверждать это!

— Позвольте! — запротестовал Ричи. — Но публика, интересы которой я представляю в этой каюте, высоко ценит талант этого дамского дуэта. Возможно, вашими устами говорит артистическая ревность?

Вопреки его ожиданиям, это провокационное заявление не возмутило Рыжика. Потянув за вероятную ниточку мотива, котектив вытянул «пустышку». Рыжий лишь кисло поморщился и примирительным тоном забубнил: