— Да, — начал снова сардинец, — Рурмонд не дался. А тут как раз их настигли дон Санхо де Лодроньо и дон Санxo де Авила, ваши испанские генералы, и в один миг перерезали, как цыплят… Так кончилась, значит, вторая армия Оранского.
— Ну а с третьей как было дело?.. — спросили вновь прибывшие. — Мы стояли в те дни в Лувене на случай подмоги.
— Третьей командовал брат Оранского, Людвиг, вместе с другим Нассауским — Адольфом.
— Откуда появилось столько этого протестантского отродья, прости мне, Святая Дева!..
— Молчи ты, не мешай слушать!
— В этой кампании участвовал я сам. Вот это было дело, так дело! «Нищие» повели наступление с севера — с западной Фрисландии. Не успели мы прийти туда, как ими уже были заняты три деревни, а на знаменах красовались слова: «Свобода родины и совести»…
— Вот сволочи! Дай им свободу поклоняться дьяволу!
— Пока мы подходили, к ним уже стеклось немало всякого сброда, вооруженного чем попало. Разведчики что ни день доносили, будто силы их растут и растут. Да мы только смеялись: какие там силы у мужичья без сноровки и выправки?… Стадо баранов, больше ничего! А на деле-то они оказались лисицами, а не баранами…
— А кто же оказался баранами? — вспыхнул испанец. — Уж не наши ли генералы? Ты болтай, приятель, да не забалтывайся!
Миролюбивый ломбардец удержал его:
— Да замолчи ты, индийский петух!.. Он ведь не кончил еще рассказывать. Эй, сальный окорок, давай еще в счет будущего жалованья!.. А ты валяй дальше, дружище.
Сардинец допил пиво, вытер ладонью пышные усы и откашлялся:
— Так вот, значит, как было… Шельма Людвиг нарядил свой сброд в красные шарфы испанской пехоты, чтоб сбить нас с толку. Да не в этом главное, а в позиции…
— Что за позиция? — спросил один из испанцев.
— Людвиг Нассауский засел в Гейлигер-Лее — монастыре на искусственном холме среди болот. Болото у них, как море, — глазом не охватишь. И разделено на квадраты, а между ними — рвы, вязкие и глубокие, черт ногу сломит… Смотришь: луг как луг, зеленый да ровный, хоть в кегли играй… А на самом деле — бездонная лужа, а по ней тина плавает…
Генрих хорошо знал такие болота. В низинах родного Гронингена они встречались на каждом шагу.
— Проклятая страна!.. — сплюнул испанец.
Сардинец расставил на столе кружки, наглядно показывая расположение полков.
— Свой сброд Нассауский разместил так, чтобы его со стороны вдвое меньше казалось… Мы двинулись по шоссе, что проложено этими бобрами через болото. Не успела наша артиллерия дать несколько выстрелов, как «нищие» бросились врассыпную…
— Чего же вы зевали? Вот тут бы им и всыпать!
— Жаль, тебя там не было, ты бы всыпал… только себе в штаны.
— Это ты про кого?.. — вскипел мушкетер. — Про природного кастильца так говоришь? Еще не было случая, чтобы кастильцы…
— Ладно, ладно, ты на деле покажи, каков ты воин, а на словах и воробей заклевал сокола.
Мушкетер с шумом отодвинул скамейку и выхватил кинжал. Драка готова была уже завязаться, как в кабачок, пыхтя и отдуваясь, вошли двое монахов. Они скинули с себя промокшие капюшоны, привычным жестом благословили подбежавшего к ним хозяина и всех присутствующих и заняли соседний с Генрихом стол. Солдаты сочли неудобным драться в присутствии духовных особ и угомонились.
— Ну вот, — принялся снова рассказывать сардинец, — они кинулись врассыпную, а мы сдуру — за ними. Кровь ударила нам в голову… Мы не слушали ни команды, ни друг друга. «Испания и Сант-Яго!» — орали испанцы. «Слава святому престолу!» — кричали мы, сардинцы. В одну минуту наш авангард увяз в болоте, а эти собаки «нищие» еретики покрыли его мушкетным огнем, не замочив даже подошв. Кое-кто из наших выбрался было на сушу, но копейщики Нассауского сбрасывали их обратно в болото, и те тонули. А за холмом у «нищих» были спрятаны еще части… Они обошли наш арьергард…
Испанский мушкетер ударил по столу кулаком.
— А и задаст же теперь герцог всем нидерландцам жару за проклятое болото Гейлигер-Лее! — фыркнул он злобно.
— Еще как задаст-то! — уверенно поддакнул ломбардец. — А правда, что какой-то Нассауский, говорят, убит? Сам Людвиг или Адольф?..
Генрих замер.
— Адольф, — равнодушно протянул сардинец.
Монахи, отставив свои кружки, истово перекрестились:
— Слава Иисусу — одним бунтовщиком и еретиком стало меньше!..
— Истинно так, отцы мои, — подхватил сардинец. — Вот сижу сейчас и думаю: неужели мне не придется отомстить «нищим» за болото Гейлигер-Лее?..
— Да будет благословенна твоя жажда мщения, сын мой, ибо месть сия — во славу престола и нашей матери, единой апостольской римско-католической церкви. Да распалятся подобно тебе все сыны Господа, и да пребудет на них вечно благословение святого отца папы, и да воссияет на их главах венец славы…
Генрих резким движением отодвинул тарелку, положил на стол деньги и вышел.
Обрубленные крылья