Я утратила способность думать, не понимала, что происходит, – просто старалась удержаться на плаву, а лапки уставали все сильнее. Ударившись обо что-то твердое, я автоматически повернулась в сторону препятствия в надежде схватиться за него и спастись. Это оказался кусок обуглившейся мачты. Кое-как я закинула свое насквозь мокрое, невыносимо тяжелое тельце на нее и отключилась. Придя в себя, вновь обретя способность дышать, я вздрогнула. А где Чарльз Себастьян? Он прыгнул за мной? Или он остался на обреченном корабле, погибает от удушливого дыма?
Я заметила какое-то движение на сетке. Моряки закричали и начали показывать туда пальцами. По сетке, лавируя между языками пламени, карабкалась вверх Патронесса! Пораженные матросы выкрикивали ее имя. У верхней кромки борта она остановилась. Мне не было видно, но я подумала, что она схватила в пасть Чарльза Себастьяна.
Сеть полыхала. У кошки не было шанса спуститься обратно. И, абсолютно без колебаний, она спрыгнула. Вошла в воду недалеко от меня, выбросив столб брызг. У меня перестало биться сердце. Выплывет ли она? Удержит ли брата?
Прошла вечность, и ее похожая на крысиную голова появилась на поверхности. Я всегда забывала, что Патронесса кажется большой только из-за роскошной рыжей шубы. Но сейчас, в бескрайнем море, на фоне пылающей сетки она выглядела особенно крошечной. Кошка задрала голову: в зубах у нее был серый комок. Она удержала его!
С невероятным усилием кошка плыла ко мне. Наперекор волнам, наперекор течению, наперекор едкому дыму. Я попыталась грести, но движения моих крошечных лап были не в состоянии сдвинуть огромный обломок ни на дюйм. Патронесса скрывалась под волной – выныривала. И так много раз. Она отдавала все силы, чтобы выжить и чтобы сберечь Чарльза Себастьяна.
Матросы, не в силах рассмотреть кошку среди обломков корабля, решили, что она погибла. Корпус корабля трещал, скрипел, а матросы налегали на весла все сильнее. В море с шипением падали горящие деревяшки. Патронесса ушла под волну и не выныривала.
– Нет! – закричала я не своим голосом. – Патронесса! Борись! Не бросай меня!
И она вновь показалась на поверхности. Мокрый Чарльз Себастьян у нее в пасти не шевелился.
– Осталось немного!
Патронесса плыла. С трудом она держала голову над водой, почти касаясь поверхности нижней челюстью, стараясь, чтобы Чарльз Себастьян не погружался. Глаза у него были закрыты. Я его бросила… От осознания этого я была полумертва. Я подвергла риску Патронессу. Почему я так поступила? Зачем? Никогда не прощу себе этого.
Наконец кошка доплыла до мачты. До моего спасательного плота. Она выложила рядом со мной Чарльза Себастьяна, а сама отстранилась, осталась барахтаться в воде. Она боялась, что, если схватится за обломок, ее вес перевернет его и мы с братом вновь окажемся в море.
Наши взгляды встретились. Отчаяние. Только отчаяние было в них. И тогда я произнесла слова, которые первыми пришли в голову:
– Всегда есть мышь, которая верит в тебя. И эта мышь – я!
Кошка жалобно запищала. Чтобы не утонуть самой, ей придется утопить нас.
– Я верю в тебя! – прошептала я, вложив в эти слова душу.
В следующий миг в воду рухнула бизань-мачта. Взбесившаяся пучина поглотила Патронессу.
Последний шанс
– Не-е-ет! – закричала я, поднявшись во весь рост.
Мой взгляд был прикован к месту, где ушла под воду Патронесса и больше не появилась.
– Не-е-ет! – снова закричала я.
Этого не могло быть! Не могло. Но Патронесса пропала, а я была бессильна спасти ее. И здесь, рядом, лежал без сознания Чарльз Себастьян. Я подползла к нему и позвала по имени. Потом за загривок перетащила на широкий кусок обугленного обломка, где было больше места и куда меньше заливалась вода. Легкие горели от дыма, затянувшего все вокруг. Жив ли мой брат? Патронесса совершила такой поступок… Патронесса отдала свою жизнь… Неужели все зря?
Я больше ничего не чувствовала.
– Чарльз Себастьян, – прошипела я со злостью, с командой в голосе, откинув доброту, как будто так можно было оживить мертвого.
Передними лапками я надавила на грудь брату. Открыла ему рот и дыхнула туда. Снова надавила. Я повторяла то, что делала Лучия, когда Танука чуть не утонул.
Не соображая, как вернуть Чарльза Себастьяна к жизни, я все же не оставляла попыток, я была готова на все. Наконец я легла рядом, обняла его, как в старые времена. Так мы лежали в кладовке, среди кофейных зерен и муки. Большая фасолинка и маленькая фасолинка. Не хватало только нашей большой фасолины-мамы. Но во мне жили ее слова.
Мы качались на волнах, а я рассказывала брату истории из детства. Рассказывала, как мама посвящала нас в устройство мира, делилась историями из своих путешествий. Как она учила нас жизни на корабле. Как учила не бояться сложных слов, даже если они нам не понятны. Как мы обсуждали, что же такое «бунт». И напомнила брату, что мы обещали найти друг друга.