Морские волки. История викингов

Честолюбие Владимира не уступало его феноменальному распутству. Он расширил и укрепил границы Киевской Руси, разгромив племена, населявшие территорию современной Словакии, и подчинив болгар и литовцев. Своими военными успехами он изрядно встревожил правителей соседних стран. Польский король Болеслав поспешил заключить с Владимиром союз, чтобы предотвратить нашествие русов на Польшу.

Но самым впечатляющим признанием его могущества стали события 988 года, когда византийский император Василий II попросил Владимира предоставить шесть тысяч варягов для помощи в подавлении мятежа и предложил ему в жены свою сестру. Правда, Василий поставил обязательным условием, чтобы Владимир принял христианство, но для киевского князя это не стало преградой. У язычества, с его точки зрения, были свои недостатки: обширный пантеон слишком уж точно отражал политические реалии Киевской Руси, в которой каждый местный правитель имел собственную крепость и дружину и в любой момент мог объявить себя независимым. Сотня мелких божков, объединившись, могла лишить власти верховного бога – точь-в-точь, как бояре совместными усилиями могли свергнуть киевского властителя и поставить нового князя.

К тому времени Владимир уже предпринимал попытку решить этот вопрос, закрепив место верховного божества за славянским богом Перуном, но потерпел неудачу. Он построил в Киеве большое святилище, поместив идол Перуна в центре. Но люди сочли это оскорблением в адрес других богов. Вспыхнул мятеж, в котором погибли два человека[161]. Владимир упорно держался за культ Перуна, но понимал, что эта битва проиграна.

Его недовольство языческой верой нашло отражение в легенде, запечатленной в «Повести временных лет». Придя к выводу, что его княжество нуждается в новой религии, Владимир якобы разослал послов, чтобы те разузнали подробности о трех крупнейших вероисповеданиях – христианском, мусульманском и иудейском. Ислам он отверг, не желая отказываться от спиртного[162] и подвергаться малоприятной (особенно во взрослом возрасте) процедуре обрезания. Иудаизм был тоже отвергнут – на том основании, что у евреев не было собственной земли: для средневекового мышления это был веский аргумент «против». Оставалось только христианство, и встал вопрос, какое из двух его направлений предпочесть: западное, католическое, или восточное, православное. Но выбрать оказалось нетрудно. Послы Владимира, отправившиеся в Константинополь и посетившие литургию в Святой Софии, с восторгом донесли князю: «Не знаем, на земле ль мы были или на небесах. Только то знаем, что Бог там жив».

Возможно, это всего лишь легенда, но она передает суть решения, принятого князем. Киев и так уже тяготел к Византии, а христианство, особенно православное, казалось гораздо привлекательнее родного язычества. У христиан был только один бог – и, вдобавок, бог всемогущий. Византийское самодержавие было организовано по образцу этого божественного всевластия: на небесах – единый Бог, на земле – единый император. Бог не спрашивал разрешения у ангелов и не нуждался в их сотрудничестве. Все свершалось по его велению – стоило только отдать приказ. Такую же модель правления Владимир хотел навязать Киеву.

Были и другие причины, побуждавшие его к союзу с Константинополем. Князь остро осознавал пределы своей власти, с одной стороны, и глубокие корни великой Византийской империи, – с другой. Каким бы могущественным он ни казался своим соседям и подданным, он помнил походы своего отца и извлек из его судьбы урок. Русь не могла соперничать с Византией в войне такого типа, в которой Святослав потерпел поражение на Балканах. Не хватало организации, бюрократии, мощной и разветвленной иерархии. Без них власть Киева оставалась эфемерной: в любой момент его могла постичь участь многих восточных государств-однодневок, ненадолго расцветавших, но вскоре исчезавших без следа.

За решением Владимира принять христианство стояло осознание того, что как союзник Константинополя он сможет добиться гораздо большего, чем как военный вождь, правивший по образцу скандинавских морских королей. И этим решением он обрывал духовные и культурные связи с наследием викингов.

Циничный наблюдатель (каких и в те времена имелось немало) наверняка заявил бы, что со стороны князя это был сугубо политический ход, но, как ни странно, с обращением в новую веру Владимир и впрямь изменился. Человек, который когда-то изнасиловал жену своего брата, теперь принялся за добрые дела. Он стал ежедневно кормить нищих и больных, накрывая для них столы и приказывая развозить по домам хлеб и рыбу, мед и овощи. Он отпустил всех наложниц и жен, кроме византийской царевны, и отменил смертную казнь (что особенно удивительно – с учетом того, сколько крови он пролил за свою жизнь). В нескольких городах были открыты школы, а из ежегодного оброка стали выделять часть средств на помощь неимущим.