Морское братство

Корабли поворачивали на обратный курс. Флаг «единица» — сигнал походного строя — снова развевался на мачте «Упорного». Тройка истребителей сделала последний разворот над остатками конвоя и сообщила, что в фиорд вошли миноносец, транспорт и два сторожевика. Это было все, что осталось от крупных кораблей конвоя. Кононов уже отпустил штурмовиков, на смену истребителям прикрытия шла свежая группа, и на мостике начались возбужденные разговоры о бое, когда Петров сердито закричал:

— Тише!

Побледнев, напряженный, каким не был даже в час сражения, он сжимал в руке микрофон и повторял:

— «Каэн два», я вас слушаю, повторите. «Каэн два»! «Каэн два»!

Невольно и Долганов, и Кононов, и Бекренев шагнули к микрофону, хотя голос Игнатова стал отчетливо слышен на всем мостике:

— Я лишился хода. Катера противника меня расстреливают. Нахожусь у западного мыса в устье фиорда. Вышлите самолеты, отгоните немцев.

Другой торопливый голос прокричал:

— «Каэн два», я — «Каэн восемь». Мы вас ищем! Мы вас ищем! Опять попали в дымку.

Игнатов спокойно и сосредоточенно, без тени волнения, объявил:

— Я тоже в дымке. Буду давать зеленые ракеты.

Все взгляды обратились на море. В той стороне, где находился Игнатов, клубились дымы, продолжались пожары. Катера, возвращавшиеся на поиски своего командира, должны были обойти горящие озера нефти, проскочить несколько дымовых завес, поставленных для отхода, а потом попадали в облачность. И та же облачность, несомненно, затруднит поиск самолетам.

Кононов разом вспомнил свой тонущий самолет, незнакомые голоса, шаги на крыле самолета, палубу катера, каюту Игнатова в скале, решение весело отпраздновать знакомство после боевой операции… Неужели он, Кононов, спасенный Игнатовым, не сумеет ему помочь?..

Он послал одно звено, второе звено — самых лучших летчиков, какие были в воздухе. И закричал Игнатову:

— Держись, Игнатов, друг, послал два звена. Скажи, как услышишь над собой самолет.

— Хорошо, — сказал Игнатов, — торопитесь. Немцы в восьми кабельтовых. Расходую последний боезапас.

Да, самолеты гудели на весте, и катера были где-то за завесами, и он по-прежнему вел неравный бой.

Миноносцы прошли мимо «Упорного». По приказанию Долганова «Умный» занял место головного корабля. Николай Ильич увидел Неделяева и Сенцова, они стояли, отдавая честь, а горнист «Умного» играл захождение. Николай Ильич сердито замахал рукой. Отбой! Отбой! Сейчас было не до щегольства, не до упоения победой.

Долганов вспомнил мальчишеский голос Игнатова, его надежды на настоящий бой с врагом, его досаду на то, что нет дела торпедистам на эсминце… Он прошел перед Николаем Ильичом зримый, живой — в работе на «Упорном», в настойчивом желании вернуться на катера, в последнем походе, когда они спасли Кононова… Нелепость! Он чувствовал в Игнатове близкую душу. Достойный представитель следующего поколения моряков. А война уже отнимает его у флота!

Николай Ильич взял микрофон и позвал Игнатова. Сказал, что «Упорный» не уходит, что катера и самолеты ищут. Он просил держаться. Держаться, пока не подоспеет помощь.

— Я держусь, — ответил Игнатов, — но катер скоро затонет, а фашисты теперь совсем близко. Сволочи, сигналят, чтобы сдавались! Мой боцман ответил очередью.

По-прежнему голос Игнатова был ровен. Николай Ильич осмотрелся. От этого спокойствия Игнатова казалась неправдоподобной, невозможной гибель катера, находящегося в нескольких милях от «Упорного». Казалось, помощник командира «Упорного», капитан-лейтенант Игнатов невидимо стоит рядом.

— На «Упорном», слушайте меня, — вдруг ворвался на мостик торопливый голос. — Я — «Каэн восемь». Я — «Каэн восемь». Вступил в перестрелку с катерами противника. Идут на нас, прикрывайте, пока снимем экипаж «Каэн два». Мой курс… Вас жду…

— Дайте дистанцию и курсовой до катеров противника, — потребовал Николай Ильич.

Бекренев велел передать на все посты, что «Упорный» спасает «нашего Игнатова». Орудия согласно и грозно загрохотали, и снаряды один за другим понеслись в затуманенную даль.

— Сейчас подойдут катера, слышите, Игнатов? Сейчас к вам подходят катера.

Какие-то странные звуки выходили из мембраны — пулеметная дробь, неясные выкрики.

— Игнатов, отвечайте. Вы слышите, Игнатов?!

— «Каэн два», «Каэн два». Мы обнаружили немцев, — надрывался «Каэн восемь». — Держитесь, подходим!

И вдруг приглушенный, сдержанный голос Игнатова ответил:

— Поздно! Не рискуйте… Фрицы рядом, но нас не возьмут. Прощайте, друзья…

Какой-то воющий звук захлебнулся в мембране.

— Игнатов! Игнатов! — тщетно взывал Николай Ильич.

После долгого молчания Петров сухо доложил, что катера возвращаются. «Каэн восемь» утоплен немецким сторожевиком.

— «Каэн два» взорвался и погиб с честью, — тихо добавил он и отвернулся.

В тишине, воцарившейся на мостике, разносился только деловой настойчивый голос Кононова. Сорвав с головы фуражку, он стоял у радиофона и упорно повторял:

— «Воробей двадцать три», «Воробей двадцать три». Я — Кононов. Я — Кононов. Доложите обстановку. Кого обнаружили?

Он слушал, гневно щурясь и кусая губу, и вдруг закричал в порыве бешеной ненависти: