Читаем Морское братство полностью

Недавно Андрей беседовал с братом-подводником. Сначала они одинаково тосковали по привычной жизни в семье и работе в затоне, по всему укладу их верхневолжского городка. А потом им по складу пришелся размеренный порядок военного корабля, полюбилось ходить в море. Они оба были здоровые, мускулистые парни, выросшие на воде, и, когда товарищи кляли штормы и холод, у них рос азарт бойцов. Андрею нравилась его артиллерийская специальность. Она знакомила с законами физики, оптикой, а он был любознателен и понимал, что работа в башенной артиллерии на крейсере или линкоре еще занимательнее. Когда спустят на воду новые корабли, его, разумеется, возьмут… Брат одобрял планы Андрея. Однако свой выбор, свою профессию подводника Иван считал более интересной, свое торпедное оружие — более умным, более грозным…

Подходя к почте, Андрей твердо решил, что приведет Лизе неотразимые доводы в пользу военной службы.

Он посторонился, услышав гудок машины, но автомобиль вдруг остановился.

— Товарищ старшина, вы что не признаетесь?

Под насмешливым взглядом девушек, сидевших на тюках почты, Андрей полез в кузов и несмело посмотрел в зеленые сощуренные глаза Лизы.

— Я к тебе на почту шел.

— А мы на бот сдадим почту, и буду свободна. У меня теперь половина комнаты есть, Андрюша. Даже дерево под окном.

Он кивнул головой, продолжая смущаться, и плохо слышал Лизу, потому что машина прыгала на булыжниках и выбоинах и тюки ездили с борта на борт.

— Бесхозяйственные вы, — сказал Андрей, — на корабле за такое всыпали бы.

Но девушки дружно ответили, что в их работе главное — скорость, и он не ввязался в спор, радуясь присутствию Лизы.

— Хорошо? — спросила Лиза, вводя его через барачный темный коридор в побеленную комнату с цветами в банках, занавесками на окнах, с аккуратно застланными кроватями и книжной полочкой над столом.

— Хорошо, — одобрил Андрей и подошел к окну.

Хилое северное деревцо под окном Лизы напомнило Андрею о комнатке сестры Машеньки в далеком доме. У нее под окном росла яблоня. И, может быть, только яблоня эта уцелела… Он помрачнел и, вздохнув, погладил вымазанную штемпельной краской руку жены. А Лиза посмотрела на него и прижалась головой к плечу.

— Так и знала, что тебе будет грустно в домашней обстановке. Уж лучше бы я осталась в общежитии.

— Что ж, привыкать надо…

Он избегал называть вслух мать и сестру, но Лиза и без слов догадывалась, когда Андрея мучило воспоминание о них. Нельзя забыть, как загубили фашисты семью, угнали мать и сестру на каторгу, отступая из городка.

— А ты опять Ваню не привез? Не хочет братишка знакомиться? — спросила Лиза.

— Не пришлось увидеться. Мы от их базы далеко.

— Может быть, в поход ушел?

— Нет. Впрочем, не знаю. А вообще он охотно приедет.

Странное дело. Ведь в мыслях Андрея Лиза была стержнем новой семьи, а сейчас коробило произнесенное ею «братишка». Слишком запросто, буднично заступала Лиза на место Маши. Муж, брат… Конечно, для Лизы не существуют воспоминания о приволжском домике, о пепелище, из которого угнали любимую мать и сестру. Он заставил себя погладить руку Лизы, но не ощутил обычно охватывающего его чувства умиления, тепла.

«Может быть, я задала вопрос, на который нельзя ответить? Так и сказал бы, без стеснений. Ведь свои…» Рука Андрея стала тяжелой, и она высвободила свои пальцы. «Он даже не заметил мозолей, волдырей от последних разгрузок, ничего не спрашивает, как живу. Значит, не дорога».

Лиза тряхнула кудряшками и, сощурив серо-зеленые глаза, пристально всмотрелась в Ковалева. Он так радостно встретил ее, а сейчас в лице тени, упрямая губа обиженно опустилась, от виска пролегла косая морщинка. Нет, тут что-то не связанное с ней. Она сдержанно попросила Ковалева отвернуться и начала переодеваться. Она не любила показываться Андрею в некрасиво обтягивающей грудь гимнастерке, особенно в кирзовых сапогах, на голенищах которых сбивалась юбчонка, смятая в поездках и разгрузках.

Ковалев всегда любил это ее преображение, нетерпеливо спрашивал — можно ли уже смотреть, а получив разрешение, жмурил глаза, хлопал в ладоши и голосом фокусника восклицал: «Раз, два, три, сейчас из куколки вылетает бабочка!» Но теперь Лиза успела переодеться, и убрать на вешалку под простыню свою форму, и собрать на стол нехитрое угощение, а Андрей продолжал смотреть через пустырь между оцинкованными кровлями рыбзавода на кромку залива. Как-то вскользь Лиза сказала, что в Мурманске самой почетной является профессия рыбака. Им квартиры в первую очередь, и об их успехах всегда газеты пишут. Может быть, она за него уже решила… Но нет, он с флотом не расстанется. Он не подчинится. Он-то Лизе не препятствует в ее планах.

— Иди к столу, Андрюша, — тихо сказала Лиза за его спиной, но не дала ему подняться и, сжав ладонями щеки, повернула к себе его лицо.

— Ты сегодня какой-то странный, молчишь и молчишь. О чем забота?

Он невпопад, первое, что пришло в голову, сказал:

— Ваня остается на сверхсрочную.

— Ну, а ты разве не останешься?

Их глаза встретились, и он увидел в ее зрачках свое отражение.

— Я?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары