Читаем Морское братство полностью

— Беру свою похвалу обратно, Серега. Энциклопедические знания и способность рассуждать, оказывается, могут не совпадать. Твои мысли не поспевают за тихоходным тральщиком. Тебя убеждать надо делом.

— Усы закладываю, моя правда.

— Ой, потеряешь усы! Нечего будет крутить, когда станешь смущаться.

Сенцов фыркнул, но спора не возобновил. А Николаю Ильичу принесли метеосводку. Он прочитал вслух о быстром приближении мощного циклона и сказал:

— Будто и не по сезону. Правда, птицы что-то учуяли. Заметил, Сергей?

— Ничего не заметил, летают, — ответил Сенцов и усмехнулся: — Сводке верю, Наталья Александровна работает.

— Верь, да проверь, — сказал Николай Ильич, очень довольный высокой оценкой работы Наташи.

Он подошел к барографу и постучал по стеклу. Сенцов невольно поглядел в сторону прибора и увидел кривую, круто идущую вниз. Долганов нахмурился и досадливо передернул плечами. Лучше, если бы Наташа сейчас не занималась метеорологией. Вероятно, она, составив карту погоды, затревожилась, а ей нужен сейчас покой.

— «Ангара» — прочная посудина, — сказал Сенцов. — Ты чего беспокоишься?

— Я не беспокоюсь, — ответил Николай Ильич.

— Нет, я чего не понимаю, — возвратился Сенцов к прерванному разговору, — почему ты такой ненасытный? У тебя завидное положение, интересный кораблестроительный проект, ордена, любовь подчиненных, наконец — семья.

— К чему ты? — неохотно отозвался Николай Ильич.

— Командующий рекомендовал тебя как творческого офицера, а ты ставишь свою репутацию, весь свой боевой опыт на одну сомнительную карту.

Николай Ильич брезгливо сморщился и ответил уже из-за портьеры, одеваясь по штормовому:

— От тебя не ждал таких рассуждений!.. Подумай, Красная Армия комбинирует удары всех видов оружия, и всем это кажется естественным. Мы должны делать то же на море. Вот и все! Очень хорошо иметь для этой цели больше кораблей, но надо и наличным средствам дать новое тактическое применение. Так поступали Ушаков и Макаров. В этом наше творчество.

— Творчество? — усомнился Сенцов.

— А конечно! Черт возьми тех, кто по-ручьевски сводит роль офицера к механическому исполнительству. Офицер должен изобретать, конструировать, быть мыслителем, педагогом, ученым.

— Прежде всего реалистом-практиком.

— Ну, конечно же, железным практиком. Но практиком-новатором! Мы на лаврах почивать не будем, к черту иогоним ограниченных исполнителей, казенные души без искры воображения и дерзости.

Сенцов упрямо покачал головой:

— Все это хорошо и верно в принципе! Но твой проект не выполним, авантюрен.

— Поживем — увидим, — сказал Николай Ильич, появляясь готовым к непогоде и распихивая по карманам платок, кисет, трубку, часы, карандаши и блокнот с уменьем человека, проведшего на мостике корабля половину своей жизни.

За час, который Сенцов провел в каюте с Долгановым, море стало неприветливым. Все живое, кроме одиноких буревестников и круглоголовых глупышей, уже скрылось от непогоды. Безветренная тишина казалась особенно зловещей, потому что из темной дали медлительно катились высокие валы.

Волны, хотя воздух совсем оцепенел, свободно перекатывались через шкафут и проникали в горловины. Мимо Сенцова пробежал мокрый Кийко. Пригибаясь под ударами воды, мичман проверял задрайки горловин, люков, командовал спешной уборкой каких-то предметов с ростров. Вокруг штурманской рубки тоже гуляла вода, а когда Сенцов поднимался на мостик, по его фуражке хлестнул язычок большого гребня. Следующий гребень окатил сигнальщика левого борта и с грохотом разбился на поручнях. Потоки воды стекали с зачехленных приборов и тумб пулеметов, пока капитан-лейтенант пробирался под защиту козырька рулевой рубки. Здесь он осмотрелся и увидел, что с норд-веста, насколько мог охватить глаз, наступали глянцевые, будто вороненые, высокие валы. Они вздымались и рушились, нагоняемые и теснимые задними шеренгами. В их ускоряющемся движении обозначалось грозное приближение циклона. Полоса солнечного света еще пробивала тяжело нависшие облака, но с минуты на минуту она становилась слабее и уже. И вдруг мрак окружил корабль. Транспорт, державшийся в кильватере за «Упорным», заволокла серая пелена. Длинный, прямой и широкий след миноносца оборвался в нескольких метрах за кормой в мрачной и гладкой пропасти. Корабль полез вверх по волне и ринулся в пучину. Выставив голову с крыла мостика, Сенцов попытался разглядеть концевой «Умный», но тот уже совсем исчез из поля зрения.

Он решил для своих инспекторских наблюдений спуститься в «низы» и полез в отвесный шахтный колодец первого котельного.

В этот момент люди занимали боевые посты. Отделение Балыкина быстро поднимало пары в своем котле, и старшина объяснял новичку, еще не бывшему в шторме, как держать пар «на марке», чего бы это ни стоило. Он говорил: «Корабль будет плохо слушаться руля. Для удержания его на курсе придется основательно подрабатывать машинами». Гул от захлебывающихся воздуходувок, чавканье насосов заглушали голос Балыкина, но молодой матрос, видимо, понял старшину.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары