Морское кладбище

– Скажу коротко, деталями займемся позже. Целью был норвежский джихадист Абу Феллах, который угрожал Норвегии и был связан с секцией ИГ «по зарубежным операциям». Находился он в маленькой деревушке недалеко от линии фронта в Северном Ираке. Я изучил карты и спутниковые снимки, установил контакт с американским спецназовцем, добровольцем ассирийского ополчения, который должен был идти со мной… Перелет в Курдистан прошел без проблем. После приземления я забрал в банке деньги, встретился с американцем и получил оружие, которым должен был воспользоваться. Короче говоря, однажды ночью мы перешли линию фронта. Ширина ее примерно метров пятьсот или километр, покрыта густой травой. Мы знали, где стоят посты, и без проблем обошли их. Феллах жил в двухэтажном кирпичном доме, за железными воротами, с караульным помещением сбоку, где дежурил старик-иракец. Американец связал его, а я вошел в дом. Там была собака, пришлось ее пристрелить. Я поднялся по лестнице. Феллах находился в спальне, должно быть, его разбудил выстрел, хотя у меня стоял глушитель, потому что, когда я открыл дверь, он бросился на меня. Я выстрелил дважды – в грудь и в лоб. Его жена кричала как сумасшедшая, когда я уходил. И в коридоре… – Джонни умолк, опустил взгляд. – Там было двое детей, мальчик и девочка, они стояли в лунном свете, держась за руки. Их тоже разбудил шум. Они просто стояли, оцепенев, как маленькие зомби, я пробежал мимо них, по лестнице и наружу, там ждал американец, мы двинулись дальше, но деревня уже проснулась, и когда мы вышли на ничейную полосу, парня подстрелили. Я добрался до той стороны, но тоже был схвачен, не игиловцами, а курдами, которые решили, что я джихадист.

На этом Джонни оборвал рассказ.

– Для полной ясности, – сказал Ян И. Рана. – Ты сделал именно то, что тебе приказал сделать Магнус?

– Да, – сказал Джонни. – Он приказал ликвидировать Абу Феллаха, пока тот не успел нанести Норвегии большого вреда. Так Магнус сказал.

– В армии ты дал подписку ни при каких обстоятельствах не разглашать операции, в которых участвовал, – инквизиторски продолжал Рана. – Ты готов нарушить молчание и рассказать все это на открытом суде?

– Для меня это не нарушение обязательства молчать, – сказал Джонни. – Речь идет о признании в преступлении. Я не верю, что Магнус и те, кого он представлял, вообще имели касательство к армии, ну а если имели, я для такой страны работать не хочу. – Джонни посмотрел на Х.К. – Как говорил мой наставник, то, что я защищаю, не страна, как таковая. Я защищаю Конституцию. А тех, кто под предлогом защиты страны нарушает Конституцию, защищать не стоит.

– Отлично, в самом деле блеск, – довольно сказал Ян И. Рана. – Жду продолжения.

Джонни огляделся в комнате для свиданий, потом перевел взгляд на Х.К., который, покачиваясь, молча сидел на посетительском стуле.

– Ты обещал мне помочь. Я уже почти не помню, как выглядит моя дочка.

– Да-да, конечно.

Он встал и пошел к двери.

В комнату вошла Ребекка, сдержанно поздоровалась. За руку она вела девочку. Ингрид стала длинноногой шестилеткой, волосы туго заплетены в мышиные хвостики, свисающие до плеч. Джонни шагнул к ней, подхватил на руки, вдохнул ее запах, потом поставил на пол.

– Мама говорит, что в тюрьму сажают, если сделал что-то плохое, – сказала она, с любопытством глядя на него.

– Так и есть, – кивнул Джонни.

– Ты сделал что-то плохое?

– Я сделал много плохого.

Эпилог. Хозяйская каюта

Судно «хуртигрутен» было гибридным, настолько современным, что его не посылали в обычные рейсы. Пассажирские каюты на носу под командной рубкой меблированы в минималистском скандинавском вкусе и выдержаны в изысканно-холодноватой палитре серого, бежевого и коричневого, трехместный серый шерстяной диван за группой кресел и панорамные окна, выходящие на нос.

Саша стояла перед зеркалом в просторной ванной.

– Как тебе, Мадс?

– Зеленый не твой цвет, Саша.

Она бросила зеленый жакет на стул.

– Надень твид, – продолжал муж, – он неподвластен времени и элегантен. Сиять должны твои слова, а не блейзер.

Мадс шутливо подкрался сзади, обхватил ее за талию и поцеловал в шею.

С довольной улыбкой Саша закрыла глаза.

– Ты знаешь, я очень тревожился за тебя, за нас. После смерти Веры по-настоящему тревожился. Впервые.

В зеркале она перехватила его взгляд.

– Ты был совершенно ни при чем, Мадс. Речь шла обо мне самой.

Он поцеловал ее волосы.

– Мне нужна минутка-другая для себя, Мадс. Ты же знаешь, сегодня большой день.

Улав сказал, что на сей раз «хозяйскую каюту» должны занять Саша и ее семья. И подмигнул: дескать, шутка, вполне позволительная патриарху в семье, которая вела происхождение именно от судовладельцев, но легкость, владевшую Сашей в последние недели, как ветром сдуло. Она разом вернулась в 1940 год, нет, вернулась в те недели после смерти Веры, когда все было поставлено на карту, лишь позднее мир опять пришел в равновесие. В новое равновесие.

В дверь постучали. Саша открыла. На пороге стояли Греве и отец.

– Сири, оставишь нас с папой на минутку одних?